— Полиция? — спросила Катя.
— Ага, забрали телефон.
— Заходили. Здесь тоже всё забрали.
Глеб смотрел на Катю, словно пытался понять по глазам, смотрела она его профиль в LoLa или нет.
Катя подошла к Глебу, обняла и спросила:
— Ты мне веришь?
— Верю, — ответил Глеб и с облегчением выдохнул.
Я — любовь
В этот раз я почти дожил до сорока. Я сидел в ожидании пиццы. Почему-то решил, что, если хоть раз дотяну до этих лет, куплю огромную «маргариту». Оставалось пятнадцать минут до пиццы и тридцать минут до дня рождения.
Она стояла у кассы. Заказывала суши. Я сразу узнал эту дамочку. Три года назад я нашел для нее любовь всей жизни.
— На сколько персон приборы? — спросил кассир.
— На одну, — ответила дамочка и разрыдалась. Она плакала как ребенок. Навзрыд. Захлебываясь.
— Ваша пицца готова, — сказали мне.
— Да иди ты! — заорал я и выскочил на улицу.
Как же так? Уж в этих двоих я был уверен. Почему они расстались? Тридцать минут, тридцать минут, всего тридцать минут.
Пришел домой. Лег на кровать и закрыл глаза. Знаю, что, когда открою, уже будет утро. Обязательно солнце.
Сначала все окрасится в красный. Затем сильно кольнет в груди слева. Я начну задыхаться, и через несколько секунд меня на части разорвет боль. Это будет такая боль, которую ни с чем не сравнить. Хотя почему, сравнить можно: когда в глотку заливают расплавленный свинец. Помню в деталях, потому что буду проходить через это в черт его знает который раз.
Люблю читать про себя мифы. Особенно нравятся те, где я в образе пацана с крыльями, луком и стрелами. Было дело, лет триста назад я поддался на эту провокацию и выстрелил мужику в сердце. Насмерть. Тот даже ойкнуть не успел. Больше не экспериментирую.
Если дотяну до сорока, боли не будет. Не будет мучительного перерождения. Прожив столько лет, я понял, что счастье — это отсутствие боли. Если бы еще люди мне это позволили. Всего-то и нужно — любить друг друга до конца. Как долбаные дельфины. С ними у меня проблем не возникает. Если за сорок лет все полюбившие друг друга не разлюбят, моя боль закончится. Почему люди не дельфины?
Но пока я добился только того, что у людей появилась традиция не праздновать сорокалетие. Сказал одному мужику лет двести назад, что не буду праздновать, так и повелось.
Иногда отчаиваюсь и откровенно издеваюсь над людьми. Моя маленькая месть: специально нахожу для них тех, кто не ответит взаимностью, или подбираю совершенно неподходящего человека. И наблюдаю. Жестоко?
Когда приступ боли закончился, я подошел к зеркалу, словно ожидал увидеть что-то новое. А там всегда одно и то же. Мне снова на вид лет двадцать. Впереди сорок лет. Меня зовут Виктор. Живу в Москве в Чертаново. У меня есть черный кот по имени Кот. Я — любовь. Не люблю готовить. Питаюсь фастфудом. В основном в «Теремке», потому что жутко люблю блины с красной рыбой и потому что там можно встретиться с Викой. Смерть любит блины со сгущенкой.
Вика не ходит в балахоне с косой на плече. Она носит узкие джинсы, кроссовки New Balance и красную толстовку с Губкой Бобом на спине. Очень красивая барышня. Главное, не думать про ее работу.
Я зашел в «Теремок». Взял блинчик, кофе и сел за столик в углу. Через пять минут пришла Вика. Села напротив и молчала, пока не умяла первый блин со сгущенкой. Перед ней было еще четыре таких.
— Радуешься, наверное, что не сможешь растолстеть? — спросил я.
— Да, иногда, когда смотрю на толстожопых, — ответила она. — Я сиськи себе сделала, показать?
Вика задрала толстовку, не дожидаясь моего ответа.
— Шикарно, а зачем?
— Не знаю. Вдруг влюблюсь, — сказала Вика и подмигнула.
— Это, наверное, когда я умру, — ответил я и подмигнул в ответ.
Она вдруг так горько вздохнула, что мне стало не по себе.
Последние пять лет я люблю проводить время на крыше сталинки возле Филевского парка в Москве. Отсюда хороший вид, а на последнем этаже живет психологиня.
Пять лет назад от нее ушел мужик, но разлюбить его она не может. Уж я-то знаю точно. Теперь она пишет книги. Как выстроить отношения. Что такое любовь. Раскладывает грамотно и стала популярна в сети. Ее даже подняли на пьедестал феминизма. А я любил вдыхать запах жареной картошки из ее форточки, заходить к ней на кухню и смотреть, как она накрывает стол на двоих, наливает два бокала вина и не ест. Смотрит в окно, прислушивается к каждому шороху в подъезде. Ждет. Иногда так проходит ночь. Утром она в ярости стучит по клавиатуре и к обеду выдает пост в соцсети, как не любить или любить себе на пользу, собирая тысячи лайков и сотни комментариев.