Перед тем как выйти на работу, курортница прошла медосмотр. К своему стыду она узнала, что больна редким в их хлебородных местах заболеванием. Ходили разговоры, будто Рыбина подцепила морскую болезнь — гонорею. К скотине ее не подпустили и заставили проколоть курс антибиотиков. Ударница коммунистического труда проклинала инфицированного Нептуна и тот день, когда ее наградили путевкой. Рыбина понимала, что насмешки односельчан переживут ее. Недолго думая, она перебралась в районный центр и устроилась в ресторан мойщицей посуды. Потом переквалифицировалась в официантки. Окончательно адаптировавшись на новом месте, Рыбина мечтала о создании семьи.
II
Изнывая от безделья, Федя Сухов заглянул в ресторан. Одно из немногих в городке питейное заведение по причине раннего времени пустовало. Плотно зашторенные окна не пропускали дневной свет, создавая приятный полумрак. Под потолком медленно вращались огромные, похожие на пропеллеры самолета, вентиляторы. Сухов занял дальний столик и постучал вилкой по вазе с бумажными цветами. На его сигнал вышла плотно сбитая официантка с кислым лицом, вытащила из кармашка блокнот и встала в выжидательную позу.
Федя обожал женщин подобной конфигурации. Он улыбнулся, заказал шампанское и шоколадку. Работница общепита поправила накрахмаленный кокошник и по-солдатски развернулась. Вихляя квадратным задом, она направилась к барной стойке.
Сухов проводил ее взглядом голодного романтика. Официантка вскоре вернулась, и Федя предложил составить ему компанию.
— На работе нельзя! — Оттаяв, она сунула в карман протянутую шоколадку. — Моя смена скоро заканчивается, тогда можно будет. Потерпите немного?!
— В таком случае разрешите пригласить вас на прогулку по озеру. Поплаваем, шампанского выпьем. Я зайду за вами! — Федя покинул ресторан в великолепном расположении духа.
Сухов фланировал вдоль заведения общественного питания со скромным названием «Рай». В модном пиджачке и шляпе он букетом ромашек отгонял муху и придирчиво оценивал свое отражение в витражных стеклах. Среднего роста, худощавый, с гордой осанкой и высоко поднятой головой, он напоминал петуха, знающего о своем превосходстве над бестолковыми курами. Сухов не блистал эрудицией, но это нисколько не удручало его. Романы он заводил с барышнями недалекими и с легкостью выдавал себя за интеллигента. Почесывая висок, Сухов пускался в рассуждения о смысле жизни или, в зависимости от обстановки, о ее бессмыслии. С умными женщинами Федя не ладил — он их презирал!
Ироничный, равнодушный к чужим проблемам, он ни с кем не дружил, но и не враждовал. С женщинами был нежен до тех пор, пока те не начинали намекать на брак. При слове «брак» у Сухова развивалось безразличие к объекту обожания и полное угасание чувств. Он начинал избегать встреч и без сожаления рвал отношения. Сухов не понимал, как можно любить даму, которая чего-то требует. По натуре он был однолюб — любил только себя и никого другого.
Крупногабаритная бабочка выпорхнула из ресторана с такой легкостью, будто в ней не было шести пудов.
— Вы шампанское забыли! — Она протянула Феде «авоську».
На лодочной станции было безлюдно. Федя помог даме сойти с мостка в лодку. Осторожно слез сам, взялся за весла. Ветерок играл с распущенными волосами официантки, набирался наглости и задирал подол платья. Клава конфузливо опускала глаза, Сухов сопел громче обычного и греб к середине водоема. Отплыв от берега подальше, он извлек из кармана пиджака два стакана. Пробка с глухим хлопком вырвалась из бутылки и улетела к облакам, из горлышка хлынул поток пены.
— За знакомство! — брызнул елеем Сухов. — Федор!
— Клава! — Женщина протянула пухленькую ручку и взяла рабоче-крестьянский фужер. — А вы кем работаете?
— Я... Я... — Сухов запнулся, но быстро сориентировался. — Сейчас я в отпуске, а по профессии археолог. Со школы, знаете ли, тянуло к... — Порыв ветра украл последние слова.
Федя лукавил. Хоть он и рылся в земле, но исключительно на городском кладбище.
— Ой, как интересно!
Рыбина предалась сладким грезам: «Наконец подвернулся не тракторист, не пьяный черноморский оборотень, а человек с благородной профессией! По заграницам, небось, разъезжает!» — улыбаясь своему счастью, она предложила выпить еще.
Клава уже не смущалась, когда воздушный проказник на пару с Фединым взглядом ныряли к ней под юбку, бессовестно ощупывали колени и бедра. Вино подарило раскованность в движениях и мыслях. Хотелось взмыть к облакам и порхать, порхать, порхать... В состоянии небывалой эйфории Рыбина вскинула руки.