Другу Женьке
(песня с понта)
I
Все ты грезишь, одуванчик золотой —Когда вот уже покрыться сединойОдуванчику пришлым-пришла пора,Что хоть вспомнишь ты до снежного утра?
А ведь зазвонит от неги неземнойВся земля (она в пуху своем бела),Хоть потом настанет лето за весной,Уж закачаются чужие купола.
II
А ты, брат, нежишься под небом голубым,Знай, над речки лоскуточком прошитым.Все качаешься над низкой ты травой.Все ты грезишь золотою головой,
Где кузне-они-кузнечики гремят:Молоточками издергивают стук.Где в каре-точках никчемно все спешатПаучки, поводья выронив из рук.
Кто бродил там, кто там песенку свистел? —Спросят, Женька, – травы желтые вокруг:В чистом поле одуванчик опустел.Это осень. Это холод, милый друг.
Отчего же зелень, говори, в слезах?Или зимы дивных песен не споют?Есть надежда? Птичья нитка в небесах.Брось. Прореху голубую не зашьют.
IV
Брат, лошадушка ветряная несетТех, под кем уж не сгибается трава.Многим шепчут небеса: «О чем ты вотТут мечтала? – Золотая голова».
Бедный Джон
Нике Глен – знак победы.
My poor boy (уже пожилой) —Добрый Рыцарь Джон.Всех добрых рыцарей звал он на бой:Во славу, в честь их нежных жен.…………………………ИДамской перчаткой украсивШлем,Мечом отзванивалГимн«Прекрасной Элизе-Луизе-Глен!»(Той, что ушла с другим).
I
Всю жизнь Джон пел: «Моя жена —Цветок!» – пел в пыли дорог:«Добра, нежна, бела, пышна,И румяна, как сладкий пирог!Ах! Сердце! Пой!» (said my poor boy), —«И в-трама-и-в-тарара-рам:Рубиться буду во имя Той!»(Которая где-то там).
* * *
Кому не везло, того – убивал.Но кто попадался в плен,Был должен сложить и спеть мадригалЭлизе-Луизе-Глен.………………………ИИ битые лорды тащились (без свиты!)И хором (нестройным) орали (сердито),Внезапно (и злобно) рыча,Пугая ее но ночам:
«Простите! Я понял! Элиза! Луиза!Вы Всех Привле-Кательней! Сверху И Снизу!» —И падали ниц,И квасили нос.И стыдно им было до слез.
* * *
Тут старый добряк – садовник Бак(Поглубже надев ночной колпак),В тележку, сопя, собирал у воротВсех тех, кто умрет – вот-вот.
Тут Леди варила бульон им, компот(Даже – чистила пыльную знать,Хрипящую список ее красот,Которые «надо признать»!)
* * *
И… все ждала. И р-раз! – ушла:С пажом по прозванью Café au Lait[15].
А Джону сказали, что ЛедиУшла:Что плохи его дела.
II
«Так что же», – грустно пробормоталБедный мальчик Джон, —«Она красавица. Он же признал.Я вовсе не удивлен!Не драться ж мне с ним (помилуй Бог!)За то, что увел жену?»…………………………ИДунул рыцарь в треснувший рог,(А конь под ним кивнул).
* * *
…………………………ИСнова. К Элизе. Луизе. Без меры.Съезжаются сэры. Милорды (тьфу!). Пэры.
И воют вовсю в темноте,(Мешая влюбленной чете).
Но хоть плачет испуганно нежная Леди,А все-таки ж есть ей отрада на свете,А вместе – надежда и луч теплаПо прозванью Café au Lait:
«Пуст Сэры визжат хоть до самой зари,Лишь ласка твоя мне мила».
Ой, кто этот джентльмен, прах раздери —Неужто – Café au Lait?
* * *
Он красен, как дьявол (он зол, как семь).Он фразу твердит (одну):«Ну Вас к Дьяволу, Сэр, я уж… хватит уж… самПрославлю свою жену».
И горячая плеть обожгла коня,И растаяла пыль во мгле.И падают головы. (Тихо звеняИменем Леди Глен.)
* * *
А бедный мой мальчик, уже пожилойХрабрый рыцарь ДжонСкакал без понятия в дождь и в зной,И был всем нам смешон.
И дрожал он от боли, не первый годКутаясь в плащ сырой.И сбит был с коня острием, и вот:Лежит в груди с дырой,
Что ж Леди? А может, мадам? (как назвать) – цвелаВ окне цветного стекла.Того, что едет Café au LaitДомой, она не ждала.
Тра-ла, джентльмены, тра-ла, ла-ла,Таки, джентльмены, дела.
Былина о томе Лермон(т)е, предке Лермонтова
Выхожу один я на дорогу…
Сюжет старинного шотландского сказания о поэте Томе Лермонте был услышан мной от ленинградской хипуши по кличке Петрович в подвале Лиговского проспекта в разговорном петербуржском жанре, определяемом народом как “телега”. Основное отличие петербуржской “телеги” от московского анекдота состоит в том, что телега не имеет по существу ни начала, ни, особенно, конца. Начало “телеги” рассказчик определяет контекстом конкретного общения, конец же мелодически уходит в будущее конкретного общения. В том случае, о котором я повествую, конец истории состоял в том, что на пути Тома Лермонта кружили цветные бабочки. Другого сюжета в то время нам не требовалось.