- Разумеется! Вхоуд не толуько запирается, но и закрывается решеткой! Старина Джоун оучень тщательно за этим следит. Оун живет на чердаке и поуэтому превращает музей по ночам в настоящую крепость!
- Здесь есть сторож? Нам нужно с ним поговорить.
- Непременно – нервно сказал сэр Рейнольд – Я думаю, некоуторые детали касательно полотна моужно найти у нас в кладовке. Я, э, думаю, что мне лучше пойти и, э, посмотреть…
И он поспешно направился к небольшой двери.
- Я вот все думаю, как они вынесли картину? – сказал Нобби, когда они остались одни.
- А кто сказал, что вынесли? – возразил Фред Колон – В таком большом здании как это, где полно чердаков, подвалов и всяких укромных уголков они могли просто положить ее в другое место, чтобы подождать удобного момента. Ты входишь однажды как обычный посетитель, прячешься за драпировками, ночью вырезаешь картину, кладешь ее куда-нибудь и на следующий день выходишь вместе с другими посетителями, э?
Он широко улыбнулся Нобби.
- Видишь, как просто понять преступника?
- Они могли просто взломать дверь, и выволочь полотно среди ночи. Зачем придумывать хитрый план, когда и простой прекрасно сработает?
Фред вздохнул.
- Это будет непростое дело, Нобби.
- Тебе нужно спросить Ваймси, когда будет возможность. – сказал Нобби – Я имею в виду, все нужные факты мы уже знаем, так?
В воздухе витала невысказанная вслух мысль: "Где ты хочешь быть в ближайшие несколько дней? Снаружи, где того гляди начнут летать топоры и дубинки, или здесь, внутри, очень, очень тщательно обыскивая чердаки и подвалы? Подумай об этом, ладно? Это же будет не трусость, так? Даже если дело всего лишь в картине, на которой гномы и тролли колотят друг друга"
- Полагаю, я составлю подробный рапорт, и предложу мистеру Ваймсу поручить это дело нам – медленно сказал Фред Колон – Оно нуждается в расследовании опытными стражниками. Ты разбираешься в искусстве, Нобби?
- Если нужно, сарж.
- Да ладно!
- Что? Смуууглянка говорит, то, что она делает – Искусство, сарж. И надето на ней гораздо больше, чем на женщинах, которые развешаны тут по стенам. Так что нечего фыркать.
- Да, но… - Фред Колон помедлил. В глубине души он знал, что крутиться вокруг шеста в костюме, которым зубы можно чистить как зубной нитью, совершенно точно не Искусство, а вот быть изображенной лежа на кровати, одетой только в улыбку да кисть винограда – старое доброе Искусство, однако указать в чем именно разница, было сложновато.
- Ваз нету – сказал он, наконец.
- Каких ваз? – удивился Нобби.
- Картинка с голой женщиной только тогда Искусство, когда там еще и ваза нарисована – объяснил Фред Колон. Это звучало не очень убедительно даже для него самого, поэтому он добавил – или постамент. Лучше всего и то, и другое, конечно. Это секретный знак, видишь ли, который помещают на картинку чтобы показать, что это Искусство и смотреть на нее не зазорно.
- Как насчет цветочка в горшке?
- Если цветок в вазе – то все нормально.
- А что если на картине нет ни вазы, ни постамента, ни цветочка? – допытывался Нобби.
- Ты знаешь такую? – спросил Колон с подозрением.
- Да! Богиня Афроидиота[48], Выходящая из Подставки Ножевой[49] - сказал Нобби – Она есть где-то здесь в музее. Ее нарисовал парень с очень артистичной фамилией, в ней целых три буквы "и".
- Количество "и" очень важно, конечно, Нобби – мрачно сказал Фред Колон – но в таких сложных случаях ты должен спросить себя: а есть ли здесь херувимчик? Если на картине есть толстый розовый мальчишка, держащий зеркало или веер, или что-то в этом роде, тогда все в порядке. Даже если он улыбается. Понятно же, что невозможно повсюду понатыкать вазы.
- Ну хорошо, но предположим… - начал Нобби.
Вдалеке открылась дверь и сэр Рейнольд заторопился к ним по мраморному полу с книгой под мышкой.
- Ах, оупасаюсь, у нас нет коупии картины – сказал он – Честноу говоря, трудно сделать коупию, которая позволила бы оценить картину в поулной мере. Но, э, в этом сенсуалитстком труде есть нескоулько удачных наброусков. Хотя сейчас, кажется, у каждого поусетителя есть коупия. Вы знаете, что на картине изоубражено две тысячи четыреста девяносто отдельных гноумов и троуллей, которых моужно опознать по их доуспехам и прочим индивидуальным знакам? Плут, бедняга, соушел с ума, поука рисовал все это. Рабоута заняла у него девятнадцать лет!
- Это ерунда! – радостно сказал Нобби – Фред еще не закончил красить свою кухню, а ведь он начал двадцать лет назад!
- Спасибо, Нобби – холодно сказал Колон.
Он взял книгу. На заглавной странице значилось "Рукопись Долины Кум".
- Что значит - он сошел с ума?
- Ну, оун заброусил все другие рабоуты, видите ли. Оун постоянно менял квартиры потому что не моуг платить за них, и ему прихоудилось таскать с соубой огроумное полоутно. Представьте тоулько! Ему пришлоусь выпрашивать краски на улице, и на это уходила масса времени, потоуму что мало кто из проухожих имел при себе тюбик жженой амбры. А еще оун говорил, что картина беседует с ним. Вы все это проучтете в книге. Хотя оупасаюсь, оуписание несколько излишне драматично.
- Картина говорила с ним?
Сэр Рейнольд скорчил гримасу.
- Мы думаем, что именно это оун имел в виду. Мы не знаем тоучно. У него не было друзей. Оун был уверен, что если заснет ноучью, то превратится в цыпленка. Оун оставлял сам себе записки "Ты не цыпленок!", хотя и поудозревал иногда, что это неправда. Плут так скоунцентрировался на картине, что это вызвало разновидноусть моузговой горячки, таково оубщее мнение. Под коунец оун был уверен, что теряет разум. Гоуворил, что слышит звуки битвы.
- Откуда вы знаете, сэр? – спросил Фред Колон – вы же сказали, что у него не было друзей.
- А, всепроникающий интеллект полицейского! – сказал с улыбкой сэр Рейнольд – Он оставлял записки сам себе. Постоянно. Коугда его последняя квартирная хоузяйка зашла в коумнату, она нашла соутни таких записок, распиханных по мешкам для куриного коурма. К счастью, она не умела читать, и поускольку она вбила себе в гоулову, что ее квартирант гений, а значит оуставил после себя что-нибудь ценное на проудажу, оуна поузвала соседку, мисс Аделину Счастливую, худоужницу по акварелям, а та поузвала своуего друга, багетного мастера, а тоут в свою оучередь призвал Эфраима Даустера, признанного мастера пейзажей. Ученые доу сих пор бьются над этими записками, пытаясь поунять что твоурилось в несчастном боульном уме. Записки были в беспорядке, видите ли. Некоторые – очень странные.
48
Anoia – идиотия, идиотизм. Прозрачный намек на Афродиту, выходящую из пены морской – прим. перв.