История в изложении Евнапия представляла бы сегодня огромный интерес. К сожалению, мы лишены возможности познакомиться с ней из-за упорного желания Ватикана защитить свою поддельную версию Христа и христианства, поскольку копия книги Евнапия хранилась в закрытой библиотеке Ватикана еще в шестнадцатом веке.
Об этом сообщал ученый Марк-Антуан де Мюре, который в 1563 году читал лекции в университете Рима. Там в библиотеке Ватикана он видел копию книги Евнапия. Ему она показалась настолько интересной, что он попросил кардинала Сирле, одного из авторитетнейших ученых Ватикана, сделать для него копию. Но тот отказался, заявив, что работа Евнапия «нечестива и грешна», в чем его поддержал сам папа. Однако книга привлекла к себе внимание, и церковные власти начали искать решение проблемы. Оно оказалось очень простым: один из ученых иезуитов впоследствии писал, что «История» Евнапия «погибла по воле Божественного провидения».[128] Вне всякого сомнения, провидение действовало через людей, не имевших ничего общего с божественным.
Ватикан известен тем, что он приобретал – а затем уничтожал – произведения, которые противоречили мифам, выдаваемым за подлинную историю. Сколько книг было уничтожено за эти годы? А сколько еще хранится в тайниках, избежав безжалостного и фанатичного преследования ереси? Точно этого не знает никто.
К пятому веку н. э. победа «Иисуса веры» над историческим Иисусом оформилась окончательно. Миф об идентичности этих двух фигур получил богословское подтверждение и превратился в общепризнанную истину. Тем не менее защитники официальной доктрины
не знали покоя, поскольку ересь, подобно ржавчине или гниению, продолжала разъедать умы. Они без всякой жалости защищали веру, поступая с другими христианами так, как с ними самими поступали императоры-язычники. В 386 году в Испании казнили епископа А вилы Приециллиана, обвинив его в ереси. Это была первая казнь, инициированная Церковью с целью защиты веры.
Возможно, все дороги действительно вели в Рим, но в последующие века туда также стекались реки крови. За богословское единство было заплачено не только золотом – хотя оно всегда с радостью принималось Церковью, – но и человеческими жизнями.
Смерть Присциллиана стала трагическим прецедентом. К сожалению, этот прецедент неоднократно повторялся – каждый раз именем еврейского мессии, который проповедовал мир.
Насколько крепко держали в своих руках веру самозваные наследники Христа? Впоследствии римские папы присвоили себе право ритуального помазания императоров в своем пышном дворце, что стало частью церемонии коронации – как будто папа обладал властью сотворить мессию. И как будто только ему одному была известна дорога к истине.
Глава 6
Самый большой страх Рима
Это было 5 августа 1234 года. Бедная женщина лежала на смертном одре в доме своего зятя в Тулузе. Она исповедовала таинственную религию катаров, в то время получившую широкое распространение на юге Франции. Эту религию ненавидел и боялся Рим. Катары отвечали Риму тем же. Многие из них считали папу антихристом, а саму Римско-католическую церковь называли «блудницей Апокалипсиса» или «церковью волков».[129]
В тот день несколько катарских священников посетили больную женщину, чтобы совершить над ней самый священный обряд, consolamentum, через который обычно проходили умирающие. Но их посещение заметил осведомитель, враждебно настроенный к вере катаров. Возможно, за женщиной шпионили, зная о слухах относительно ее принадлежности к катарам или о том, что ее зять был связным у катаров Тулузы. Осведомитель поспешил к приору инквизиции.
Инквизиторы, принадлежавшие к ордену доминиканцев, находились у епископа Тулузы, который только что отслужил мессу. В этот день в Тулузе было объявлено о канонизации основателя их ордена, Доминика де Гусмана. Монахи уже собирались приступить к праздничной трапезе, когда приор «волею Божественного провидения» получил известие, что умирающая еретичка открыто совершает обряды катаров. Приор проинформировал епископа, который настоял, чтобы инквизиторы немедленно занялись этим оскорблением «истинной веры», и они, отложив трапезу, вместе с епископом поспешили в дом умирающей женщины. Они ворвались в комнату так внезапно, что даже крик подруги, пытавшейся предупредить ее, не смог предотвратить трагедию.
Епископ присел рядом с женщиной и завел неторопливую и спокойную беседу о ее вере. Она не чувствовала беды – возможно, она даже не знала, кем был этот посетитель. Может быть, она думала, что это человек, занимающий высокий пост у катаров, а не представитель Римско-католической церкви. Чувствуя себя в безопасности, она ничего не скрывала, признавшись, что перед лицом скорой смерти прошла через обряды катаров. Но смерть была еще ближе, чем ей казалось.
Епископ обманом заставлял ее говорить.
«Ты не должна лгать, – говорил он, изображая сочувствие. – Я призываю тебя быть твердой в своей вере, чтобы страх смерти не заставил тебя признаться в том, во что ты не веришь и что не укрепилось в твоем сердце».[130]
Умирающая женщина, благодарная и умиротворенная в своей вере, сдержанно и с достоинством ответила: «Ваше преосвящество, я верю в то, что говорю, и я не сменю убеждений из страха за жалкий остаток моей жизни».[131]
После этих слов лицо епископа внезапно помрачнело. «Значит, ты еретичка! – громко крикнул он, чтобы слышали все присутствующие. – То, в чем ты призналась, – это вера еретиков… Прими то, во что верит Римско-католическая церковь».
Умирающая женщина отказалась, проявив немалое мужество. Тогда епископ именем Иисуса Христа официально объявил ее еретичкой и, следовательно, приговорил к смерти. Ее прямо в кровати отнесли за город на луг, принадлежавший графу Тулузскому, где она была тут же сожжена.
После казни епископ и сопровождавшие его доминиканцы торжествующе прошли по улицам Тулузы, вернулись в монастырь и, возблагодарив Господа и святого основателя ордена, «с веселием ели то, что было приготовлено для них». Доминиканский монах, присутствовавший на пиру и оставивший записи об этом событии, заключает:
«Господь подвиг на эти деяния в первый праздник в честь святого Доминика, во славу имени Его… ради возвышения веры и ниспровержения еретиков…»[132]
«Святой Доминик» – это жестокий и фанатичный испанский монах Доминик де Гусман. Он с самого начала присоединился к крестовому походу против катаров, и так преуспел в уничтожении еретиков, что в 1216 году папа учредил орден доминиканцев. Их задача заключалась в искоренении ереси – окончательно и бесповоротно, всеми средствами, которые для этого потребуются. Доминик умер в 1221 году, а в 1234 году, когда была заживо сожжена женщина из Тулузы, его объявил святым один из друзей, который за год до этого был избран папой римским.
В двенадцатом веке Церковь была поражена коррупцией, и особенно сильным это явление было на юге Франции. Люди, руководившие приходами и епархиями, далее не претендовали на благочестие – их интересовали не души прихожан, а управление собственностью и увеличение дохода с их владений. Мирские радости, такие как любовные утехи, азартные игры и охота, мирские занятия, такие как ростовщичество и взимание платы за церковные службы, а также заключение незаконных браков и незаконное судопроизводство – все это не скрывалось и получило такое широкое распространение, что папа Иннокентий III сразу же после своего избрания в 1198 году посчитал себя обязанным осудить подобное поведение священнослужителей. По словам папы на рубеже тринадцатого века высшее духовное лицо Лангедока, архиепископ Нарбонны, молился перед алтарем только одному богу – деньгам. Он установил плату за посвящение в епископы, присваивал доходы с вакантных должностей, позволял монахам жениться и допускал другие нарушения церковных правил.[133] Папа исторгнул его из сана – вместе с еще одним архиепископом и семью епископами. Даже семьи некоторых католических священников отвернулись от Рима. Так, например, епископ Каркасона, занимавший эту должность с 1209 по 1212 год, был примерным католиком, а его мать, сестра и три брата прошли через обряд consolamentum.[134]
130
Chronicle of William Pelhisson, стр. 216, в Wakefield, Walter L., Heresy, Crusade and Inquisition in Southern France 1100–1250, стр. 207–236.