— Второй слева. Давай, — она подталкивает меня, не желая тратить время.
Боже, если бы мои родители узнали, где я сейчас работаю, они бы похоронили меня заживо за то, что я запятнала имя Гамильтонов. Думаю, хорошо то, что они до сих пор ничего обо мне не знают, и неважно, насколько я неуклюжа в этой работе или как ужасно выглядит это место, я работаю здесь, потому что это я так решила.
К счастью, я отдаю всем напитки, не проливая ни капли, и даже получаю улыбку в ответ на бокал с алкоголем.
— Почему бы тебе не остаться здесь, а? — спрашивает один посетители, ровесник моего отца, приподнимая брови в попытке соблазнить.
О, так вот что означала эта улыбка.
Я внутренне содрогаюсь при виде его кривого зуба и разворачиваюсь, чтобы вернуться в бар и посмотреть, не ждет ли меня там что-нибудь еще.
Местный бар полон мужчин средних лет, которые напиваются до полусмерти, как будто их желудкам нет конца. В этом есть какой-то смысл, поскольку после каждого глотка жидкости они идут в туалет, чтобы опорожнить мочевой пузырь, чтобы освободить место для новой порции.
Новый телефон, который я купила, вибрирует в моем фартуке, и спросив разрешение Джорджины, выхожу из здания. Я знаю, кто это, даже не проверяя номер абонента.
Мой номер есть только у одного человека. Плохо то, что она не перестает писать и звонить каждую минуту, чтобы убедиться, что со мной все в порядке, и сообщить мне новости о поведении Картера. Очевидно, она ведет себя так, будто ничего не произошло, и по-прежнему каждый вечер ужинает с семьей, оставляя рядом место, будучи уверенной, что я скоро вернусь домой.
Дрожь пробегает по моей спине, и выпрямляю спину, наконец-то отвечаю на звонок.
— Эсмерей, в чем дело? Почему ты не отвечаешь на мои звонки? — спрашивает Рейвен с беспокойством в голосе.
Рейвен, скорее всего, думает, что я долго не протяну в одиночестве, в незнакомом городе, с ужасными условиями, именно поэтому она разрывает мой телефон каждый раз, когда я игнорирую ее сообщения, потому что я занята.
— Я в порядке, не волнуйся. Просто весь день работала, — вздыхаю, направляясь к главной, более оживленной, улице.
— Я направляюсь к тебе, Эсме. Мне нужно увидеть тебя и убедиться, что мистер Грейвс не держит тебя там в заложниках, — говорит она, и я сдерживаю смех.
Поскольку я рассказала ей о том, что произошло, она, конечно, не относится к числу поклонниц Кая Грейвса.
— Рейвен, пожалуйста, единственные, кто держал меня в заложниках долгие годы, были наши родители и Картер. Тебе не следует приезжать. Откуда ты знаешь, что он не следит за тобой?
Она делает глубокий вдох.
— Я позабочусь об этом. Буду там в десять, когда закончится твоя смена.
Рейвен вешает трубку, а я остаюсь стоять посреди дороги, затаив дыхание. Знаю, что это не самое логичное решение — позволить ей приехать, но я так скучаю по сестре, прошло больше месяца с тех пор, как я видела ее в последний раз. Просто надеюсь, что не пожалею об этом и спокойно продолжу свою жизнь, которая, пусть и включает в себя пьяных людей, грязные полы и дерьмовую кровать, все же является моей жизнью.
Остаток смены я провожу, как обычно, на работе — разливаю пиво, пока у меня не начинают болеть ноги. Здесь все вкалывают не покладая рук, думаю, именно это мне и нравится больше всего в этом заведении. У каждого из сотрудников есть цели, и они так упорно борются за них, что это просто придает мне уверенности в том, что я все делаю не напрасно.
— Возьми завтра выходной, — шепчет мне Джорджина, когда заканчиваю мыть посуду.
Качаю головой и вытираю руки полотенцем, прежде чем повернуться к ней. У нее длинные светлые волосы, собранные в конский хвост и повязанные спереди банданой, а на губах яркая красная помада. Она милая женщина, но так громко жует свою жвачку, что хочется оказаться где угодно, только не рядом.
Мой взгляд останавливается на зеркале передо мной, и ко мне возвращается то же чувство утраты, что и на свадьбе. Я скучаю по своим бантам.
— Я не спрашиваю твоего мнения, — говорит она, прежде чем похлопать меня по спине и практически выпроводить на улицу.
Когда я выхожу из бара, холодный воздух ударяет мне в лицо, а перед глазами возникает захватывающий дух образ моей сестры. Слезы мгновенно застилают мои глаза, и я сглатываю, когда мой взгляд блуждает по ней. Красивое черное платье, подчеркивающее ее изгибы и гармонирующее с темными волосами, которые беззаботно лежат на спине. Рейвен улыбается мне, поправляя сумочку на плече.
Как же я скучала.
— Ты такая красивая, Рейв, — говорю я, делая два шага вперед, прежде чем заключить ее в объятия и почувствовать запах. Когда-то так же пахла и моя одежда. Как бы сильно я ни скучал по роскоши, я, не скучаю по той жизни.
Мы разрываем объятия и она кусает себя за щеку изнутри.
— Хотела бы я сказать то же самое о тебе. Ты выглядишь ужасно, — смеется она, и я присоединяюсь к ней, потому что, черт возьми, она права. Ее глаза находят меня, и в них появляется что-то, чего я никогда не видела прежде. — Но ты счастлива. На самом деле, очень счастлива.
Я киваю, хотя не сказала бы, что я счастлива. Скорее, испытываю облегчение. Самое худшее в моей свободе не то, что я ее получила, потому что Картер мне это позволил, а то, что получила потеряв семью.
То, где я нахожусь сейчас, определенно не отражает моего будущего, но это может стать причиной того, что однажды я все же достигну того чего желаю. Это только начало, и я готов отдать все, чтобы получить то, что я хочу. И это — высвобожденная свобода.
— Пойдем прогуляемся, — шепчет Рейвен, вкладывая свою руку в мою, как мы делали, когда были маленькими. — Я скучала по тебе, — говорит она через некоторое время.
Мое сердце тает и болит от ее слов. Знаю, что ей, должно быть, так же тяжело, как и мне, держаться на расстоянии. Мы были вместе во время уроков хорошего тона, свадебных планов и бесконечных ночных рыданий. Я люблю всех сестер, но мы с Рейвен были неразлучны с детства. Пробирались друг к другу в спальню, чтобы до утра смотреть фильмы, и смеялись так, что приходилось прикрывать рты руками, чтобы родители не услышали.
Она была единственной, кто однажды попытался принести мне поесть, когда папа наказал меня за то, что я не говорю по-французски с идеальным акцентом, из-за чего и ее заперли со мной в подвале. Там время пролетело быстрее, и как только мы это поняли, то изо всех сил старались, чтобы нас наказали одновременно, чтобы никто из нас не страдал в одиночестве. Так было до тех пор, пока папа не обнаружил, что мы делаем это специально, и не заставил нас делать это по очереди.