Мы всегда поддерживали друг друга, несмотря ни на что, и я знаю, что эта ситуация не исключение.
— Я тоже скучала, — сжимаю ее руку. — Очень сильно, Рейв. Спасибо, что пришла.
Она улыбается, и мы гуляем по маленькому городку еще полчаса, пока не оказываемся на скамейке, в парке, уплетая мороженое до тех пор, пока у нас не заболят животы.
— Или как в тот раз ты подстриглась, только чтобы позлить маму, — напоминает она мне, смеясь со слезами на глазах. — Ты так плохо выглядела, Эсме.
Я смеюсь, соглашаясь с ней. Когда я подстригала волосы ножницами, у меня был такой вид, будто использовала газонокосилку.
— Что ж, она это заслужила.
Мама тогда ничего не предприняла, но меня просто тошнило от ее уверенности в том, что она здесь главная и что я ничего не могу сделать, пока нахожусь под ее крышей. Постригшись, как мне казалось, я доказала ей, что, как бы она ни старалась держать нас на поводке, в какой-то момент мы все равно сделаем все, что нам заблагорассудится, не давая ей возможности отреагировать.
Так или иначе, сейчас я поступаю точно так же.
Она качает головой и шепчет:
— Она заслужила.
Мы проводим еще несколько минут в тишине, наблюдая за людьми вокруг нас. Некоторые пришли на ночную пробежку или легкую прогулку, в то время как другие просто хотят расслабиться в конце дня.
Рейвен кладет свою руку поверх моей.
— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда? Больше всего на свете, — говорит она дрожащим голосом.
Я улыбаюсь.
— Конечно, Рейв. Я тоже тебя люблю.
Ее глаза округляются, когда она кивает, кусая губы, прежде чем позволить своему взгляду блуждать по парку, как будто она ожидает, что кто-то может выскочить в любую секунду.
Дыхание, которое я собираюсь выпустить, застревает у меня в горле, и открыв рот, чтобы хоть что-то, я просто не могу. Единственное, о чем я думаю, так это о том, что все это время за ней следили, и что здесь есть кто-то, кого быть не должно, или же о втором варианте, который я стараюсь по возможности не принимать во внимание.
— Тогда, я очень надеюсь, ты вспомнишь об этом и сможешь простить меня, — она разражается слезами, прикрывая рот дрожащей ладонью.
А мое сердце тут же начинает бешено биться, готовое выпрыгнуть из груди.
— Рейв, о чем ты говоришь? — спрашиваю я, хотя в глубине души уже знаю.
Но просто не могу с этим смириться.
— Прости меня, — кричит она, встает и исчезает в темноте после того, как выбрасывает остатки мороженого в мусорное ведро.
У меня нет времени осмысливать то, что только что произошло, потому что Картер выходит из-за моей спины и направляется прямо к тому месту, где всего несколько секунд назад стояла Рейвен, с отвратительным удовлетворением в глазах. Он проводит языком по своим губам, берет один из моих локонов пальцами и накручивает его, прежде чем сесть рядом со мной.
— Моя прелесть, — бормочет он, пока я пытаюсь отстраниться от его прикосновений. Он никак не реагирует. Картер все равно никогда этого не делает. Его никогда не волнует количество отказов, с которыми он сталкивается. Единственное, что его волнует — это я, и не имеет значения, готова ли я дать ему то, что он хочет, или нет. — Тебе пора возвращаться домой.
Поднимаясь на ноги, отвечаю:
— Я никуда с тобой не пойду.
— Прелесть, не зли меня. Тебе это не понравится, — говорит он так небрежно, сидя на скамейке, как будто она его собственность, одетый в свой обычный костюм.
— Просто прекрати уже угрожать. Я искренне устала от этого. Ты не можешь заставить меня делать то, чего я не хочу. Потому что нет, Картер, я никогда не хотела выходить за тебя замуж и никогда не выйду. Я лучше проживу остаток своей жизни в дыре, чем проведу ее рядом с тобой, — вздыхаю с облегчением, наконец-то заговорив после долгих лет в его присутствии.
Он встает, возвышаясь надо мной во весь рост. Его пальцы сжимают мой подбородок, крепко, заставляя меня увидеть ту же одержимость, которую я видела в его глазах все те годы, что он был в моей жизни. Картер никогда не отпустит меня. И я это знаю.
— Ты моя, Эсмерей. Никто не сможет отнять тебя у меня, даже ты сама. Я знаю, однажды ты полюбишь меня так же сильно, как я люблю тебя.
— Ты больной, — выплевываю эти слова с такой горечью, что удивительно, как они не обжигают ему кожу. — Ты больной, если веришь в это, Картер. Почему ты хочешь меня, если я не хочу тебя? Ты бы предпочел провести всю свою жизнь, молясь, чтобы я однажды полюбила тебя, зная, что я буду страдать на каждом шагу, вместо того, чтобы позволить мне уйти? — спрашиваю я, делая шаг вперед. — Картер, если ты любишь меня и это правда...
— Так и есть, — останавливает он, рыча. — Я все еще готов принять тебя обратно, даже если мне кажется, что ты потеряла свои манеры и свой... — он указывает руками на мой наряд. — Облик, — продолжает он.
Я игнорирую его, не особо заботясь о том, что он думает.
— Тогда знай, что люди, которые любят кого-то, отпускают его, когда приходит время, — я не жду, скажет ли он что-нибудь еще. Просто разворачиваюсь, чтобы уйти, надеясь, что он позволит мне.
Жаль, что Картер никогда ничего не упустит, если это означает, что он проиграет. Он хватает меня за руку и разворачивает к себе.
— Послушай меня, Эсмерей. Ты. Принадлежишь. Мне. Пусть это осядет в твоей маленькой пустой голове, — говорит он, и с каждым словом его хватка усиливается, рока другой рукой он тычет в мой висок. — Даже твоя гребаная, никчемная, жизнь принадлежит мне. Ты была рождена для меня, — Картер стискивает зубы и сжимает мою руку настолько сильно, что думаю, она сломается или остановит поток крови.
Его слова ранят меня больше, чем его хватка. Я привыкла к его безжалостности и отчаянной потребности прибегать к насилию, чтобы получить то, что он хочет, но то, что он сказал...…
Он не ошибается. Мои родители создали меня, как и остальных моих сестер, с одной целью: выдать замуж, как только нам исполнится восемнадцать. По сей день для меня остается загадкой, как им пришла в голову эта идея. Не то чтобы мы были частью мафии, которая известна тем, что устраивает браки для создания союзов. Раньше мы были простой семьей.
Пока Навия не собралась замуж, мы росли в квартире из двух комнат и кухни, где стены могли обрушиться на нас в любую секунду. А я была слишком мала, чтобы понять, в чем заключался их план, но все же увидела одну вещь, которая заставила меня понять все слишком быстро для моего юного возраста.
Мама велела нам пойти поиграть на улицу, и я вернулась, чтобы взять свою любимую фиолетовую игрушку, когда услышала ее крик. Я открыла дверь в их комнату, когда папа держал ее на руках, пока она истекала кровью, на полу.