- Вы хотите оставить человека, как есть,- сказал он,- чтобы обирать его дальше!
- Какой есть, такой есть,- развёл руками Айсингёро,- все попытки двадцатого века его улучшить заканчивались геноцидом и разорением. А мне расходы не нужны. На жену сколько записано, сами понимаете.
- А я вам скажу, что каждый человек может быть добр и прекрасен! И не глупым наивным ребёнком, а чем-то большим! Намного большим! И каждый должен это узнать! Что может быть лучше. И каждый может быть добр и прекрасен! Вы слышите? Добр и прекрасен!
Айсингёро посмотрел на старика со снисходительной улыбкой. И замер.
Потому что странная алая искорка прыгала по телу замершего Эйтаро. Скользнула по рукаву, заметалась на груди, дёрнулась вниз, а потом замерла в районе солнечного сплетения. Завороженный, губернатор смотрел на юркое пятнышко, трепещущее и живое. И не решался угадать, что это значит.
Сухой хруст стекла - и из искорки брызнул фонтан крови. Горячий воздух задел лицо, пахнуло железом, невидимая пуля стукнула в стену - а старый Эйтаро, хрипя, рухнул на пол и так и остался, изредка дёргаясь.
Губернатор глянул в окно - но на соседней крыше уже никого не было. Только брошенная снайперская винтовка осталась, должно быть, лежать, среди антенн и дымоходов.
Айсингёро перевёл взгляд и словно первый раз в жизни увидел раненого Мураками. Тот тихо хрипел и дёргался, а из раны текла и текла тяжёлая старая кровь.
- Что же делать?- подумал он,- Что же тут надо делать?
Он пошёл в коридор и набрал милицию. Потом скорую. Там не поверили, что звонит губернатор. Он пообещал их уволить, если через двадцать минут не будет машины. Потом уже возле входной двери встретил кого-то из охраны. Хотел прогнать, но потом велел заткнуться и перебинтовать раненого старика.
И вот забинтованный, поникший и еле живой Эйтаро сидит на тахте, уставившись невидящими глазами. Губернатор стоял напротив и чувствовал: надо сделать что-то ещё. Но что? Что в таких случаях делают?
Что вообще сейчас делается?
Возле кровати лежала книга с заложенным карандашом. Губернатор взял её холодеющими руками, открыл наугад и прочитал - сначала про себя, а потом и вслух, убеждая себя, что надо как-то развлечь раненого Мураками:
У меня было восемьдесят четыре тысячи драгоценных камней, главным из которых был самоцвет-сокровище. У меня было восемьдесят четыре тысячи женщин, главной из которых была царица Субхадда. У меня было восемьдесят четыре тысячи кхаттиев-вассалов, главным из которых был советник-сокровище. У меня было восемьдесят четыре тысячи коров с привязями из лучшего джута и вёдрами для молока из бронзы. У меня было восемьдесят четыре тысячи коти одежд из лучшего льна, лучшего шёлка, лучшей шерсти, лучшего хлопка. У меня было восемьдесят четыре тысячи тарелок, на которых мне подавали кушанье утром и вечером.
Из тех восьмидесяти четырёх тысяч городов, монах, был только один город, в котором я проживал в то время - столица Кусавати. Из тех восьмидесяти четырёх тысяч дворцов был только один дворец, в котором я проживал в то время - дворец Дхаммы. Из тех восьмидесяти четырёх тысяч остроконечных павильонов был только один павильон, в котором я проживал в то время - павильон Великий Собор. Из тех восьмидесяти четырёх тысяч диванов был только один диван, который я использовал в то время - либо из слоновой кости, либо из ядровой древесины, либо из золота, либо из серебра.
Из тех восьмидесяти четырёх тысяч слонов был только один слон, на котором я ездил в то время - царский слон Упосатха. Из тех восьмидесяти четырёх тысяч коней был только один конь, на котором я ездил в то время - царский конь Валахака. Из тех восьмидесяти четырёх тысяч колесниц была только одна колесница, на которой я ездил в то время - колесница Веджаянта.
Из тех восьмидесяти четырёх тысяч женщин была только одна женщина, которая прислуживала мне в то время - либо дева из рода кхаттиев, либо дева-веламика. Из тех восьмидесяти четырёх тысяч коти одежд была только одна пара одежд, которую я носил в то время - сделанная либо из лучшего льна, либо из лучшего шёлка, либо из лучшей шерсти, либо из лучшего хлопка. Из тех восьмидесяти четырёх тысяч тарелок была только одна тарелка, из которой я ел должное количество риса с подходящим карри.
Так, монах, все эти формации минули, исчезли, изменились. Столь непостоянны все формации, монах, столь неустойчивы, столь ненадёжны...
7. Рю обнаглел
И тут же зазвонил телефон. Рю взял, потому что был ближе.
- Ты что, вообще обнаглел?- спросил старушачий голос.
- Да,- ответил Рю,- вполне может быть.
- Ты что ж такое делаешь?
- Развлекаюсь. По преимуществу. Это кто говорит?
- Алла Пугачёва,- и захохотала противнейшим голосом.
- Ох, простите. Не узнал.
- Нет, послушай, послушай,- не унималась невидимая старушка,- Ты зачем внучке моей единственной топором угрожаешь?
- Этого я не знаю. А как зовут вашу внучку? Может, я нечаянно?
- Ох ты, скотина подлая!
- Ну, допустим.
- Я тебя ведь уничтожу! Уничтожу! Ты что такое устроил? И не стыдно тебе!
- Вы лучше про внучку расскажите,- попросил Рю,- И про топор.
- Это не твоё дело!
- Моё. И её. И топора. Наверное.
- Ох, какой наглый! Вот у меня сосед. Его каждый день бить приезжают! И тебя будут!
- А он вашей внучке тоже топором угрожает?
- Ох ты и дурак!- сказал телефон и загудел.
Рю положил трубку и перевёл дыхание.
Это было похоже на розыгрыш. А ещё это было похоже на то, что кто-то ошибся номером.
Решить было сложно. И Рю не стал.
Ведь может быть так, что учёные нас обманывают. И не два процента сумасшедших, а два процента нормальных человека едут в каждом поезде, автобусе или электричке. А все остальные, - пускай чуть-чуть, но сумасшедшие. Вот и звонят по телефону, когда ни попадя.
Кстати, опять звонит.
- Алло, здравствуйте. Это опять сумасшедшие бабушки?
- Нет. Это я, Аглая Павловна.
- А, вы... Вот оно как.
- Мои искренние соболезнования.
- Спасибо большое. Я... я даже испугаться пока не успел. Слишком всё страшно.
- Я уже в железнодорожную позвонила. Они сказали, что ревизии не хотят и лечить будут.
- Лечить это всегда хорошо. Я бы вот тоже малость подлечился.
- Лечиться, Рюша, никогда не поздно. А нам большое дело предстоит. Как верно заметил один сатанист, "Тут главное - контакт с Тьмой". Всё по заветом ваших мёртвых героических предков.
- Ворваться в логово врага с мечом и героически там погибнуть?
- Нет. Я про других предков.
- По другой ветке у меня настоятели синтоистких храмов из Фукуоки. Знаете, что такое Фукуока? Это как Уссурийск или Окусири. Только в Фукуоке.
- Я насчёт Зенковского. Это же он устроил.
- Почему не губернатор?
- А зачем это Ивану Пуевичу?
- Ну, для картинки.
- Для какой картинки? Что у него в городе бандосы страх потеряли, в кого попало палят? Картинка, признаться, весьма уродская!
- Ну, не знаю. Сейчас по телевизору почти все картинки уродские. Есть одна неуродская, да и та "Чёрный плащ". Вы смотрите?
- А как же! Обожаю "Чёрный плащ"! И сейчас мы этому Стальному Клюву устроим весёлую жизнь. От винта!
По токийскому телевидению - тоже новости. Скандал с глянцевым издательством Kaji. Дирекция, по случаю адовой летней жары, решила внести немного перчика в офисный распорядок и в головном офисе, где бухгалтерии, канцелярии и отдел сбыта, был устроен пусть и не хентай, но этти и фансервис: сотрудников-женщин обязали ходить на работе в кошачьих ушках, купальниках и ошейниках. Но наступила осень, повсюду дует и сотрудницы подняли бунт...
8. Перед последним полётом
Последний инструктаж проходит в условиях, максимально приближенных к боевым. Сначала братья думает, что всё будет сказано прямо в низким пыльном зале на седьмом этаже АТС. Но нет - уже на перекрёстке Краморенко сворачивает в сторону частично срытого холма, что увенчан универсамом.