Весь вечер Пульхерия пила коньяк и не пьянела. Вика понравилась всем, даже циничная Даша Медведева не сказала ни одной едкой реплики в ее адрес. «Вероятнее всего, не хочет огорчать юбиляра», – решила Пуля. Но и в дамской комнате она говорила о Вике только хорошее, отмечая ее безупречную фигуру, хороший вкус и умение вести себя в обществе. «Неужели они не видят, что она насквозь фальшивая?» – удивлялась про себя Пульхерия и сделала вывод – подхалимы!
– Зачем ты их сюда притащила? – выбрав подходящий момент, спросила она у Марины.
– Пуляша, а что я могла сделать? Они нас в холле словно поджидали. Эта девица налетела, точно вихрь, не дала мне даже слово сказать, – виновато объяснила она. – От Олега, ты знаешь, проку мало. Он вообще в незнакомой компании теряется, к тому же противостоять такой секс-бомбе не каждый может. – Она помолчала. – Бедняжка, тебе достанется больше всех. Получается, что это ты их познакомила, следовательно, папаша Гранидин, в случае чего, свалит всю вину на тебя.
Тут до Пульхерии наконец дошло, в каком двойственном положении она оказалась. Проницательная Марина поняла это раньше нее. Зачем она тогда потащилась в гостиницу? Ведь именно этот визит дал основание Вике так себя вести. Конечно же она во всем виновата. Александр Николаевич рано или поздно разберется, кто такая на самом деле Вика Хромова. Если при этом его любимый Гришенька пострадает, то олигарх на молекулы распылит именно ее, Пульхерию Афанасьевну Дроздовскую.
Сделав большой глоток коньяка, она взглянула на Гранидина. Тот с умилением смотрел, как танцуют Гриша и Вика. Пуля со злостью толкнула локтем в бок Германа.
– Пошли потанцуем, – с мрачной решимостью заявила она.
– Никуда мы не пойдем, – прошипел он.
– Почему? – полюбопытствовала она.
– Ты слишком много выпила.
– Они все тоже пьяные, однако им танцевать можно. Почему же мне нельзя? – возмущенно спросила она.
– Они просто танцуют, а ты собираешься выяснять отношения с девушкой моего брата.
– Как ты догадался? – изумленно спросила Пуля.
– Ты весь вечер только за ними и наблюдаешь. В мою сторону ни разу не посмотрела. Тебе есть что ей сказать?
– Есть.
– Тогда молчи. В другой раз скажешь, когда народу будет поменьше.
– Папочку не хочешь огорчать? – недобро сощурив глаза, спросила Пуля.
– Как ты догадалась? – подражая ей, изобразил изумление Герман и, не дожидаясь ответа, твердо сказал: – Не хочу! Это его праздник.
– Очень хорошо. Вам же всем будет хуже. Я бы сейчас взяла эту поганку и вырвала с корнем. Немного болезненно, зато эффективно.
– Пуляша, Гришенька сам ее выбрал. Она ему очень понравилась. От Вики и папа в восторге. Почему ты не хочешь, чтобы мой брат был счастлив?
– Я не против его счастья, но только чтобы меня потом не обвинили в его несчастье. Ты не понимаешь главного: не он Вику выбрал, а она его. Она все заранее тщательно спланировала. И меня использовала, чтобы к вашей семье поближе подобраться. Александр Николаевич это скоро поймет и тогда мне будет очень плохо.
Пульхерия налила себе еще полстакана коньяка, но поняла, что пить больше не может. Концертная программа подходила к концу. Заморский гость выполнил все условия контракта, подарил Александру Николаевичу свою новую песню, выпил с ним на брудершафт, уверил в своей искренней любви и отбыл в солнечную Италию. Гости начали понемногу разъезжаться. Пуля не могла больше следить за сладкой парочкой, так как она куда-то испарилась. Герман велел его дожидаться, а сам пошел упаковывать подарки. Как только он исчез из поля зрения, она взяла со стола нож и стала срезать шарики с колонны, которую они увивали. Шарики были красные, белые и синие. Почему-то она выбирала только синие. Просто ей так хотелось. Неожиданно почувствовав на себе чей-то взгляд, обернулась и увидела Александра Николаевича.
– У вас такой тяжелый взгляд, что им можно убить, – сказала Пуля, не прекращая своего занятия. – Советую вам его зарегистрировать в качестве холодного оружия.
Олигарх не отреагировал на шутку и смотрел не мигая, лицо его оставалось неподвижным, словно маска. Он походил на памятник самому себе, важный и величественный. Пуля сосредоточенно собирала шарики в пучок. Несколько вырвались из рук и взмыли под потолок.
– Зачем они вам?
– Принесу домой, проткну и нанюхаюсь веселящего газа, – объяснила она. – Кайф хочу словить.
Левая бровь Александра Николаевича поползла вверх.
– Да, кайф! А что здесь плохого? Не надо на меня смотреть с таким осуждением. Я не наркоманка, можете не беспокоиться, честь семьи Гранидиных не пострадает.
– Не уверен. Ваше заявление заставляет меня в этом усомниться.
– Ха-ха-ха! Александр Николаевич, не смешите людей. Я уже бабушка, в моем возрасте наркоманами не становятся.
– Не исключено, что вы искусно маскировались, – заявил он надменно.
– Вы серьезно?
Пульхерия мгновенно отрезвела и ненадолго отвлеклась от своего занятия. Некоторое время, сведя брови к переносице, она вглядывалась в каменное лицо папаши Гранде. Наконец тяжело вздохнула и, словно маленькому ребенку, стала снисходительно объяснять:
– Александр Николаевич, если бы я была наркоманкой, я была бы тощей клячей, изнуренной физически и морально, с синяками под глазами и следами уколов на руках. Впрочем, меня бы уже не было, потому что наркоманы так долго не живут.
– Хорошо, тогда объясните мне, зачем вам так много шаров?
Пульхерия подумала со злостью: «Черт возьми, олигарх хренов, до чего же ты тупой! Непонятно, как с такими мозгами становятся богатыми?», а вслух сказала:
– Хочу расслабиться. Алкоголь меня не берет, почти бутылку выпила, и ни в одном глазу.
За анашу и экстази можно срок схлопотать. Как же еще бедной девушке кайф словить? Хотите, вместе словим?
И она яростно принялась втыкать нож во все шарики без разбору. Туго надутые, они лопались с громкими хлопками, похожими на звуки выстрелов. На шум прибежала охрана, следом за ней Герман. Увидев, что Пульхерия на глазах у Александра Николаевича воюет с шариками, Герман вырвал у нее нож и буквально силой потащил к выходу.
– Тебя ни на минуту нельзя оставить одну, – сердито выговаривал он. – Зачем тебе эти дурацкие шары?
Пульхерия успела захватить с собой изрядный пучок шариков и теперь крепко сжимала их веревки в левой руке, и они плыли – большое темно-синее облако.
– Завтра я пойду в парк и буду отпускать их в небо, по одному. Совсем как в детстве, – мечтательно сказала она, остановившись у выхода: большое облако не хотело пролезать в дверной проем.
– Брось ты их, – с раздражением сказал Герман, – они в машине не поместятся.
– Ни за что! – с твердым упрямством заявила Пуля. – Без шаров я никуда не пойду! Из-за них я с твоим папой повздорила. Или я, или шарики – выбирай!