- Это наш зинфандель, номер восемьдесят три, густой, как кровь.
Этим вторым мужчиной был кузен Джона, Дональд, доктор, только что вернувшийся из Англии.
На покрытой гравием дорожке стояла металлическая цистерна, полувагон для перевозки фруктов, заполненная свежесобранным виноградом "зинфандель". Около двадцати человек топтали виноград голыми ногами под музыку "Кантри-трио" Билла Шарпа. Все трое были большеусыми стариками, одетыми в широкие штаны и клетчатые рубашки. Двое из них играли на скрипках, третий на банджо.
С того места, где сидела Вера, она могла видеть только верхние части их туловищ и черноволосые головки мексиканских ребятишек.
Она уже отработала свой ленч и поняла, что, несмотря на намерение давить виноград за десятерых, это ей не удалось - работа оказалась очень трудная. Все время приходилось высоко поднимать колени, затем снова погружать ноги в вязкое виноградное месиво, брызги от которого разлетались до самой головы, а полчища жужжащих пчел заставляли не переставая от них отбиваться.
Она ожидала, что Дональд посмеется над ней и скажет что-нибудь язвительное о ее весе и отсутствии силы, но, когда девушка вернулась к столу, он просто улыбнулся и заметил:
- Труднее, чем ты думала, не так ли? - И продолжал разливать вино.
Он отнесся к ней по-доброму, но скорее всего из жалости. Наверняка доктор вспоминал компрометирующий рисунок Сента и сейчас видел воочию, что Сент избегает ее. Она чувствовала себя омерзительно, но никак не могла понять, что сделала плохого. Вера пыталась успокоиться, напоминая себе, что будет еще обратная дорога домой, когда они смогут с Сентом поговорить и он объяснит ей все, что высказал в записке.
"Ты значишь для меня очень много. Вера. Как только я немного приду в себя и определюсь, я тебе обязательно позвоню, а может быть, и раньше".
Она верила, что так и будет, но Сент все не звонил, и каждое утро Вера просыпалась с надеждой в трепещущем сердце.
Она все время старалась напомнить себе, что он в Нью-Йорке и очень занят. Но, как Вера ни успокаивала себя, беспокойство росло, и когда Сент наконец позвонил, то оказалось, что он уже два дня как на морском побережье.
Их разговор начался с обвинения в ее адрес:
- Ты продала права на "Старфайер". Почему же мне ничего не сказала?
- Я ждала, пока ты...
- Как ты могла так поступить со мной? - прервал он ее.
Вера не поверила своим ушам - она ведь сделала это ради него.
- Захотела и продала, - ответила она грубо.
- Мне это совсем не нравится. Вера.
- Очень жаль. Не сделай я этого, ты бы до сих пор гнил в тюрьме.
- Может, еще не поздно все вернуть назад?
- Нет, ничего нельзя изменить.
- Тебе не следовало этого делать, Старфайер принадлежала тебе, нам.
Вере хотелось сказать, что им уже давно ничего не принадлежит, но не знала, как все ему объяснить, ведь Сент отсутствовал два года, а за это время многое изменилось.
Сент так и не зашел повидаться с ней. Он сказал по телефону, что им не о чем говорить и что, уж если она так хочет, они могут побеседовать по дороге к Дональду. Слава Богу, что хотя бы не отказался подвезти ее.
***
Они говорили о делах, пока не свернули на шоссе, ведущее к Силверадо-Трейл.
Меняя тему разговора, Сент сказал Вере, что собирается арендовать дом в Сидрифте, на берегу океана.
- Приезжай как-нибудь посмотреть его, - небрежно добавил он.
Эта небрежность больно ранила Веру. Таким тоном можно разговаривать со случайным знакомым, а не с близким другом.
"Ну скажи что-нибудь, - мысленно умоляла Вера. - Пожалуйста, скажи что-нибудь о той ночи, даже если сделаешь мне больно. Ну скажи же, только не молчи".
К концу путешествия, когда они ехали по извилистой горной дороге, Сент окончательно замолк, и его молчание было преднамеренным и даже агрессивным. И тут Вера внезапно все поняла.
"Ты настоящий друг, в лучшем понимании этого слова". Именно так он сказал в своем письме. Она для него не больше чем старый товарищ, удобное плечо, на котором можно поплакаться, и поскольку необходимость в ней отпала, потому что меньше чем через час он встретит Джи Би, Сент намеренно отталкивает ее.
Прибыв на место, Вера, истерзанная душевно, не была готова к встрече с Даймондом. Однако он, словно поняв ее состояние, был весьма любезен и расточал комплименты.
- Мне будет приятно работать с такой талантливой девушкой, как вы, мисс Браун. Этот проект - совершенно новое для меня дело, и мне очень интересно им заняться.
Они сели рядом на скамью, и он параграф за параграфом стал знакомить ее с договором. Вера кивала и улыбалась, но все плыло у нее перед глазами. Она слышала, как за ее спиной Джи Би обратилась к Сенту:
- Мне надо тебе кое-что сказать. Давай отойдем в сторонку.
И они, шагая в ногу, направились к дубу, где их никто не мог услышать, но все видели. Вера наблюдала, как Джи Би взяла Сента за плечи, а он нагнулся и поцеловал ее в лоб. Вера чувствовала, что Даймонд тоже следит за ними, хотя его взгляд скользил по документу и ее лицу.
Она механически отвечала на его вопросы, так как договор стал для нее обычной формальностью.
Его составили юридически точно, условия оказались щедрыми, гораздо выше общепринятых стандартов. Вера понимала, что на ее долю выпала большая удача, но это сейчас не радовало. Ей ничего не хотелось.
Вера пыталась сосредоточить свое внимание на документе и Викторе Даймонде, который пристально смотрел на нее, и его лицо было живым и привлекательным. Она понимала, что должна быть благодарна ему за посредничество, должна быть польщена его комплиментами и очарована им как личностью, но ничего этого девушка не чувствовала.
На какое-то мгновение Вера ощутила, что он ей физически неприятен и что она никогда не сможет доверять ему целиком. Она отодвинулась подальше. Нет, Даймонд ей никогда не понравится.
И в этом нет ничего удивительного. Как может понравиться человек, забравший у нее Старфайер в обмен на свободу Сента?
Вера догадывалась, что его щедрость - хорошо продуманный шаг, а лесть - легкий путь проникновения в душу и что он использует свою внешность как хорошее приложение к мозгам, чтобы очаровать человека, а потом им манипулировать.
Вернулись Сент с Джи Би, и Даймонд повел ее топтать виноград. Вера долго задумчиво смотрела им вслед, затем взяла в руки альбом и стала рисовать.
Она изобразила Даймонда с орлиными чертами лица, с гордой посадкой убеленной сединами головы, с широкими черными бровями и проницательными, глубоко сидящими глазами. Результат получился неожиданным: человек на рисунке завораживал, и одновременно чувствовалось что-то омерзительное, отталкивающее. С рисунка на нее смотрело лицо рептилии: тонкие, насмешливо изогнутые губы, тяжелый взгляд, скорее напоминающий взгляд хищника, чем человека.
Нет, он определенно ей не нравился, и Вера чувствовала, что Даймонд догадался об этом.
Несмотря на жару. Веру знобило.
***
Всю дорогу в машине Сент с нетерпением ждал, что Вера сама начнет разговор о проведенной вместе ночи. Должна же она сказать хоть что-нибудь, потому что сам он не знал, как начать разговор на эту тему.
С момента своего освобождения Сент все время находился во власти различных эмоций. Пока он был в тюрьме, жизнь текла по своим законам, без его участия в ней. Сейчас его собственная жизнь давала сбой, и он был не в силах себя контролировать. Временами Сент испытывал сильный приступ ностальгии по Санта-Пауле, где все было заранее известно.
"Наверное, Вера считает меня подонком, - думал Сент, - и она совершенно права. Сбежать, не сказав ни слова, отделаться короткой запиской".
Но правда состояла в том, что Сент чувствовал себя неловко, был смущен, стыдился себя за то, что воспользовался Верой и сбежал. Он боялся даже позвонить ей. Он оскорбил Джи Би, оскорбил Арни, Флетчер, и вот сейчас наступила очередь Веры.
Как можно так все испоганить? Сент знал, что должен извиниться, должен заставить ее понять, каким несчастным и смущенным он себя чувствует, сказать ей, как хороша она была в постели. Ведь это действительно правда: с ней ему было очень хорошо. Он и сам не ожидал. Сказать кому-нибудь - не поверят. Но не зная, с чего начать разговор, Сент предпочел молчать.