Стина поразилась тому, сколь мало заботит природу человек и его горести; в эту минуту она кое-что поняла. Мысль была давней, но до сего дня Стина не могла подобрать для нее слов.
Время устроено не так, как представляется человеку. У него нет начала; ни прошлого, ни настоящего, ни будущего не существует. Существо, задумавшее наблюдать за временем извне, стало бы свидетелем множества событий, происходящих одновременно. Для жителя земли все, чему еще суждено случиться, уже произошло; никто не замечает, что нет никакой осмысленной взаимосвязи между событиями. Стина уже побывала во всех тех местах, куда держала путь, она уже нашла Акселя – или не нашла.
Там и тогда, где и когда она сейчас находилась – на улице сгоревшего городка, одиннадцатого июля тысяча восемьсот шестьдесят девятого года – уже росли и еще вырастут леса и луга. Пустыни, горы, морские ложа появятся и сгинут, как появлялись и исчезали другие города, жители которых говорили на других языках и подчинялись законам иного времяисчисления.
Бессчетное число раз мир тонул в кипящей лаве, и земля разверзалась, чтобы поглотить его. Но бо́льшую часть времен мир оставался безвоздушной ледяной пустотой, которая простиралась, куда хватало воображения: некое ничто в вечности.
Стине вдруг показалось, что она совсем одна в замкнутом пространстве; от этого чувства стало трудно дышать. Она остановилась и оперлась о фонарный столб.
– Мы всего лишь призраки, – проговорила она. – Как вы не понимаете?
Никто ее не услышал, кроме дрозда; птица торопливо скосила глаз, а потом снова принялась добывать червяков из зазоров между булыжниками мостовой. Но скоро ее, Стину, услышат все. Она возложит руку людям на головы, она донесет до них весть о том, другом мире. Мире, в котором красоты и любви больше, чем в этом саване.
После Ефле была Упсала, где жил епископ, а потом – Стокгольм, самый большой город страны, ее столица, где жил король. Если Карл XV выслушает Стину, то вскоре и другие станут слушать ее слова.
И ни одному человеку больше не придется жить, страшась смерти.
Глава 9
Васастан
Термометр на приборной доске машины показывал двадцать пять градусов, и патрульный Нильс Олунд уже предвкушал, как приедет домой и будет пить пиво на балконе.
Они свернули на Торсгатан и поехали назад, к Кунгсхольмену. Оливия Йенсен вела машину, а Олунд, сидя рядом с ней, приводил в порядок отчет по итогам утреннего вызова.
– День начался не сказать чтобы бодро, – заметила Оливия. Олунд пожал плечами:
– По-моему, ложная тревога все же лучше, чем труп.
Служба экстренного вызова приняла сообщение о том, что в Хагапаркене, возле Медного шатра, возможно, произошло убийство, но, когда Олунд с Оливией и спасателями прибыли на место, жертвы они не обнаружили. Зато там оказался человек, позвонивший в SOS Alarm; он утверждал, что застрелил какого-то незнакомца и спрятал труп за Медным шатром. Полицейские не обнаружили ни трупа, ни орудия убийства. Перед ними был только парень с браслетом психиатрического отделения. Олунду стало его жалко. Парень вбил себе в голову, что убил другого человека. Почему?
– Может, он просто хотел, чтобы его отвезли обратно в больницу, – сказала Оливия, словно прочитав его мысли.
– Может быть.
Хроническое чувство вины, подумал Олунд.
На Санкт-Эриксгатан поток машин стал плотнее. Олунд покосился на Оливию. Под тридцать, служить начала после Нового года. Амбициозная, резковатая, отлично соображает. И красивая. Немного по-мужски, угловато худая, с резко очерченным подбородком и широкими плечами. Резкость Оливии была немного напускной, но Олунду она не мешала. Оливия новичок на службе и просто не до конца уверена в себе. Главное – человек она симпатичный, по-настоящему симпатичный.
Тот факт, что Олунд, прослужив тринадцать лет в стокгольмской полиции, все еще ходил в патрульных, сильно забавлял иные юные дарования. Но Оливия, человек умный, понимала, что суть полицейской службы, вне зависимости от чинов, одна: служить людям и по возможности защищать их.
Задача не из легких.
Оливия сбросила скорость и указала на Санкт-Эриксплан.
– Гляди… Сегодня что, в психушке день открытых дверей?
На дороге, перекрывая встречную полосу – что, разумеется, бесило автомобилистов, – стояла девушка в рваной стеганой куртке, наброшенной то ли на грязное платье, то ли на ночную рубаху. Водителей абсолютно не заботило, что девушка плачет. Как только она отошла на обочину и побрела в сторону Уденплан, хор раздраженных гудков сделался тише.
– Поедем за ней? – спросила Оливия.