Потом труп повернулся, и я различила сквозь камыши волосы, ухо, выпученный глаз и лицо, словно вылепленное из глины. Как у Голема.
Тут я вдруг почувствовала запах, как от протухшего мяса или рыбы. Я забыла про все, даже про моего собственного младшего брата.
Из оцепенения меня вывел Видар – он, тихо плача, тянул меня за юбку, и я поспешила выбраться на берег. Видар зашел за мной в воду, которая доходила ему до живота. Милый мой маленький Видар. Лицо у него, бедного, побелело, как бумага.
Мы побрели к берегу. Не решаясь обернуться, упорно глядя вниз, на собственные ноги, я пыталась уверить себя, что это не Черный человек хватает за лодыжки, это от озерной воды кровь леденеет у меня в жилах, это от нее у меня дрожат руки и ноги.
Из-за воды, которая стекает с гор, зима у нас держится долго, бросает на лето длинные ледяные тени. Может быть, поэтому наш край и называется Витваттнет – Белая вода.
Сейчас, когда я пишу это, уже поздний вечер, Видар давно спит.
Не понимаю, как ему удалось уснуть. Бревна пригнаны плотно, но гнус все равно лезет в избу сотнями. У меня руки покрыты зудящими красными пятнами от жгучих укусов – а Видар спокойно спит сном младенца, и на коже у него всего три красных пятнышка. Похоже, ему не помешало даже то, что произошло сегодня у озера. Пальчики сжимают угол подушки. Я вижу: Бог хранит Видара.
А вот я подверглась испытанию. Или Бог вообще оставил меня, потому что я слишком много грешила. Думала и поступала неправильно.
Думала о тебе, Ингар, о твоем мирском теле. Имя этому – Похоть, такое не опишешь на бумаге.
Я без разрешения брала еду из запасов, и это – Себялюбие, Предательство и Расточительность. А еще я пренебрегла починкой одежды, и имя этому – Расточительность и Беспечность.
А еще я плохо думала о собственной матери.
Это трудно объяснить. Я знаю, что Эм правильно делает, когда наказывает меня за греховные поступки. Но иногда мне кажется, что ей просто нравится наказывать меня.
Иногда мне кажется, что она меня ненавидит. Это она-то, которая вечно твердит о безусловной любви.
Как могут отец и мать настолько по-разному относиться к собственному ребенку?
Пе утешал меня, когда мы нашли Черного человека в камышах. Он согревал мои руки в своих, когда я пришла домой окоченевшая от холода. А когда я наколола дров, он налил мне супу.
Пе не испугался Голема. Он сказал, что мертвец был просто человеком и что его надо похоронить. Похороны взяли на себя Пе и Старейшины.
Я уверена: никто не знает, что у меня есть дневник. Пусть и впредь об этом никто не узнает.
Я кладу между обложкой и первой страницей тонкую, почти невидимую ниточку. Если, когда я открою дневник в следующий раз, нитка окажется не на месте – я буду знать, что в дневник кто-то заглядывал.
Поэтому я молюсь за нас и за тебя, Ингар:
Миг нашей земной жизни есть вдох в забытьи.
Держи голову высоко, как подобает главной из Божьих тварей.
Мы – возлюбленные, и нам нечего бояться.
Ибо всё есть Любовь!
Глава 11
Квартал Крунуберг
Троим парням, сидевшим по ту сторону стола в душной допросной, было по восемнадцать лет; все они учились в гимназии на севере Центрального Стокгольма. Их приятеля срочно доставили в Каролинскую больницу. Рана на животе была опасной, парень потерял много крови, но он выживет. Разорванную печень удалось восстановить, а поврежденную часть тонкого кишечника врачи удалили.
Один из парней снимал произошедшее в Васапарке на телефон, который сейчас лежал на столе.
На экране застыла картинка: девушка с ножом в руке, лицо перекошено от гнева.
Парни оказались не особо разговорчивыми, но хуже всего было то, что, пока Олунд помогал Оливии не дать их товарищу истечь кровью, они успели залить видеозапись нападения на несколько сетевых площадок.
“Обычный день в Васапарке”, гласил комментарий, приправленный тридцатью восклицательными знаками.
Оливия покачала головой и уперлась взглядом в страницу блокнота. Олунд понимал, каких трудов ей стоит не сорваться.
Старуха и санитар не пострадали, хотя и пережили шок. По словам санитара, девушка погладила старуху по щеке – “даже нежно, как будто хотела утешить или успокоить”. Самой ссоры санитар почти не видел, но Олунд понимал, что его свидетельство может оказаться важным.
– Когда мы беседовали с вами по отдельности, вы по-разному описали, что происходило до того, как девушка вытащила нож. – Олунд посмотрел на каждого из парней по очереди и рукавом вытер потный лоб. Интересно, почему он так потеет? Жара и неважный кондиционер? Или он заболевает?