Сью-Сиу мечтательно прошептал:
- А какая прелестная волшебная музыка зазвучала, когда шкурка поползла с лягушонка и он стал обращаться в царевну!
- Разве там была музыка? - удивился Фрукти. - Просто он так и просиял, а те идиоты, его братья, совсем обалдели и размякли с досады.
- Я так и знал, - с горестной покорностью произнёс Ив. - Успокойся, Лали, милая, это была маленькая случайность, и всё уже прошло…
Лали только и ждала, чтоб её пожалели, начали успокаивать, и тут же заревела во весь голос.
- Да-а!.. - в перерывах между всхлипыванием вскрикивала Лали. - Ничего не случайность… Разнуздалась!..
- Давай соврём! - залихватски предложил попугай и вдруг завопил угрожающим тоном: - Что тут смешного? Что тут смешного? - ухватил клювом свою миску и застучал ею об полку, совсем как распоясавшийся пьяница в трактире.
Непомник вскочил с места, чтоб унять дебошира, а терьер бросился помогать ему водворить тишину, отчаянно лая на попугая.
Среди общего гвалта Лали стала успокаиваться и только изредка горько всхлипывала, вытирая мокрые щёки об коротенькие рукава своей рубашки.
Когда собачонка наконец успокоилась, а попугай временно смирился с мыслью, что ему и на этот раз не удастся получить ответа на роковой вопрос «Что тут смешного?», профессор Ив сокрушённо, сам, видимо, страдая, покачал головой с безнадёжным упрёком:
- Ах, Лали, Лали! Ты ведь дала честное слово маме, что это не повторится!
- Ничего я ей не давала. Я тебе дала слово, это хуже, и вот всё равно распустилась и перестала следить за собой. Я не хотела, честное слово. И я хотела от тебя скрыть, раз уж это случилось, и они все так старались меня выгородить, и так у них, бедных, плохо это получалось, мне их даже жалко стало, такие симпатичные и честные, а врать умеют хуже малыша-школьника… Ну ладно, не буду реветь. Я честно всё скажу… Я ничего не ожидала и вдруг увидела - ты пойми, какой ужас! - протёртую в камне ложбинку и ошейник, к которому был прикован живой человек, и я почти увидела его, как он лежит, и меня прямо обожгло… такая жалость и тоска… и я всё бы отдала, чтоб хоть несколько слов ему сказать… тысячу лет назад… утешить, чтоб он знал, что всё пройдёт и мы проклянём его ошейник, а его будем любить без имени… и хоть бы руку ему на лоб положить и погладить… и я ещё могла в ту минуту удержаться, но я сама уже не хотела, не хотела удерживаться, я, конечно, вспомнила всю легенду, и я знала, я чувствовала, что они все вокруг меня молчат, и не шевелятся, и, наверное, всё видят… или чувствуют, что я!.. Пожалуйста, вы видите, я сама созналась, так что не бойтесь, говорите всю правду.
- Мне можно ничего не объяснять. Я представляю всё, что могло произойти в Башне. Девочка не виновата. Она всегда была… или обладала повышенной способностью передавать свои ощущения другим. Но за последнее время это настолько вышло за рамки, что… её мама полна опасений… И я, конечно, тоже. Боюсь, не слишком ли она перенапрягает свою нервную систему…
- Что ты, наоборот, мне последнее время это гораздо легче… Как-то само собой получается. Мне только есть всегда хочется. Хорошо, что бананы ещё остались!
Никто не обратил внимания на неясно мерцавшие над Лали полусферы. Мало-помалу они становились всё прозрачнее, пыхнули розоватым облачком и исчезли совсем,
Через несколько минут на террасе уже не осталось ни одного человека. Только попугай тихонько постукивал своей миской. На стук немедленно отозвались две вороны. Они уселись рядышком перед миской. Попугай, горделиво выпятив грудь, топтался боком взад и вперёд, быстро перебирая лапками по жёрдочке, и в роли гостеприимного хозяина лопотал:
- Что тут смешного? Пучеглазый чертёнок! - затем разразился тонким Лалиным плачем и панибратски предложил воронам соврать.
Вороны, по обыкновению вежливо уступая друг другу очередь, вытаскивали и расклёвывали кусочки из миски.
Глава 14
СПЯЩИЙ ТЕАТР ПРОСЫПАЕТСЯ
В старом театре понемногу собиралась публика. Довольно странный это был театр - давным-давно заброшенный, закрытый уже лет сорок тому назад.
Сорок лет он не слышал ни человеческого голоса, ни певучего звука смычка, ни бравурного звона медных тарелок. Подхваченные золотыми шнурами тяжёлые складки гардин за сорок лет ни разу не шелохнулись в неподвижно замершем воздухе.
И публика собиралась довольно странная. Первыми примчались подростки - мальчишки и девчонки в своих дешёвых, помятых ракетах, размалёванных смеющимися рожами и зубастыми пастями крокодилов. Как попало рассовав по местам в гардеробных отсеках на крыше своих чудищ, они медленно спускались в фойе, глазея по сторонам, дурашливо пересмеивались и подталкивали друг друга локтями.