- О-о! А я думала, вы меня совсем бросили!
Полусферы жили, мерцали, жужжали тихонько.
- Ты нас совсем замучила, - тихо прозвучало в жужжащей тишине. - Почему ты совсем пропала, мы потеряли твой след!
Лали внимательно оглядела повисшие в воздухе над ней полусферы. Нет, голос исходил не от них.
- Пожалуйста, не пугайся, - немножко растягивая слова, мягко проговорил чей-то голос.
Лали глянула на установку связи - на этот давным-давно вышедший из строя и отключённый, громоздкий, старинный «орган» - и ахнула: мёртвая махина всем своим видом показывала, что она ожила. Чутко вздрагивали стрелки десятков засветившихся циферблатов, датчиков, указателей.
- Где ты сидишь-то? - неуверенно спросила Лали, осматриваясь по сторонам.
- Я тут, только ты совсем не бойся.
- Заладил! Ничего я не боюсь. Как ты сюда пролез? Я же тут сижу взаперти.
- Мы тебя совсем потеряли. Ты так долго ничего не передавала.
- Ты хочешь сказать: не рассказывала? С меня хватит. Из-за меня такие неприятности… Я тебя спрашиваю, кто ты такой и как сюда пролез? Это очень трудно.
- Как только ты как следует включилась, мы тебя сразу обнаружили. Если б ты не молчала, давно бы я был здесь.
- Что-то ты врёшь. Я и сейчас ничего не говорила. Ну-ка, вылезай из своего угла. Ты что, гуда, в компьютеры, забрался и запустил все стрелки? Как ты меня отыскал?
- Сперва появилась снежная баба, но довольно неясно. Потом мелькало много снега, ёлка, санки и, наконец-то, совсем отчётливо… Ты не совсем веришь? Ну, хочешь, я тебе самой покажу? Смотри.
И тут же Лали увидела, нет, не увидела, сама очутилась, возникла в бесконечно далёком городе, уснувшем в глубоких снегах, в глухой морозной тьме старинной ночной улицы тёмных, без единого огонька, домов. Только над одним подъездом какие-то прелестные своей нелепой, неуклюжей старинностью плошки коптили на уличном морозе фитильками. За освещёнными квадратами цельных, без переплётов, окон, прозрачной, точно призрачной стеной отгородивших от ветра, тьмы и ледяной стужи, возникают, мелькают, плавно движутся, приседают, низко раскланиваются и вдруг пропадают тени, силуэты - важные, потешные, уродливые и очаровательные, и самое удивительное: радуги! По белому снегу радуги от этих, никогда ею не виданных и тем несказанно заманчивых фонарей чёрных карет, и вот она уже слышит: «Морозной пылью серебрится его бобровый воротник». Сейчас подлетит в санях он, Евгений… непростительно-несчастный, с кем Лали может помириться только ради письма, которое ему написала бедная Таня. Как раз на этом месте Лали перестала скользить в стихах, заметила полушария и окликнула их. Теперь она во второй раз увидела и пережила всё, что чувствовала три минуты назад.
- Всё верно… - поёжилась, нехотя соглашаясь, Лали. - Вообще-то я давно уже догадалась, что эти твои полушарики меня подслушивают. При них мне почему-то очень всё легко даётся. Они что, помогают, да?
- Помогают? Конечно. Очень помогают. Кроме того, это и усилители, и передатчики.
- Значит, когда я про себя нечаянно стала вспоминать «Евгения Онегина», тут-то ты сразу и услышал, куда меня запрятали?.. Ну это ещё ладно. А то, что ты вернул меня в тот тёмный город, где радуги и тени в окнах и коптящие плошки?.. Я как будто попала обратно в своё воспоминание… Нет, второй раз прошла сквозь него, а?
- Ты сразу не поймёшь… Представь себе, когда-то в старину была стерео-видеозапись… считай, что мы её снова видим, когда ты думаешь, представляешь, рассказываешь!
- Не такая уж я дура, - строптиво сказала Лали. - В старину всё записывали в книги. Потом на плёнку. А ты умеешь прямо, минуя плёнки? От меня?
- Да, когда передача совсем чистая, сочная, яркая, хорошо организованная и чёткая. У тебя полная чистота. Мы поздно тебя отыскали, и теперь времени мало. У тебя большой запас новых передач? Надо торопиться. Только не волнуйся, а то, когда у тебя плохое настроение, вся передача смазывается.
- Да где ты прячешься-то?! Вылезай наружу, противно ведь разговаривать с какой-то стенкой, хоть по ней и суетятся всякие стрелки и чёрточки. Ты что? Очень уж страшный? Как зелёное чудовище? Если ты добрый, то ничего, я немножко испугаюсь и привыкну.
- Меня пока нет здесь. Я могу только разговаривать с тобой и принимать твои передачи. И я, конечно, вижу тебя. А ты видишь маленьких чёрненьких, как они работают?
- Ой, это ты их сюда напустил? Какие-то муравьишки тут копаются в установке связи.
- Они сейчас закончат. Всё переоборудуют, и тогда я могу тебе показаться. Вот и всё. Теперь ты не пугайся, ладно? Дело в том, что я уже тут. Они всё тут закончили.