— Ты безответно сколько любила? Без малого, десять лет? — не без сочувствия спросил Джанго.
— Что-то вроде того, — Альда шмыгнула носом.
— Тогда не факт, что получится.
— Да чёрт его знает! Разобью, выжгу… а дальше, или на пепелище что-нибудь вырастет, или нет.
— А если не вырастет? — очень серьёзно спросил Джанго.
Альда не без удивления взглянула на него.
— Так у тебя … не выросло?
Сначала казалось, что Фетт не ответит. Но минут через пять, вынырнув из собственных мыслей, он печально покачал головой и сказал коротко:
— Нет.
Потом добавил:
— И чёрт его знает, настоящая ли то была любовь или просто страсть, которой было бы суждено за несколько лет погаснуть. Cuy ogir’olar, — и перевёл, — неважно.
— Почему?
— Хм. Рассуди сама. Я мог бы всю жизнь вот так любить одного человека. И, может, общих детей. Вместо этого я люблю мою нацию, мой народ. Что, по-твоему, полезнее? Что приносит больше плодов?
— Ты нас не сравнивай, — предупредительно поводила она перед ним указательным пальцем. — Но-но-но. У нас с тобой совсем разных категорий масштабы личности. Сильные мира всего или жертвуют чем-то, или как-то расплачиваются за место в истории. У тебя забрали человека, но не добрую душу, и ты стал хорошим лидером своих людей. Джедаи никого за собой не ведут. Мы, так… спасаем утопающих.
Джанго миролюбиво фыркнул:
— Разве нации не могут быть утопающими?
— Не могут, — категорично ответила Альда, уже достаточно пьяная для философских разговоров. — Отдельные индивидуумы, влияющие на нации — да. Кто-то из них потом может, как ты, расправить плечи и повести за собой народ в светлое будущее, а кто-то не может, потому что в их компетенции, как и у нас, оттаскивать от бездны конкретных людей. И ничего с этим не поделать. Выше головы не прыгнешь. Да и на ступень пониже не опуститься, если говорить о … реформаторах, как ты, скажем. Просто есть в вас что-то такое, или эдакое. Вам, так или иначе, суждено изменить мир. Всё зависит от того, как именно вы решите его менять.
— Про нацию не согласен, — возразил он, болтая вино в своём бокале. — Есть такие, которые или надо спасать, как твоих утопающих, или надо … оставлять на самотёк, чтобы гниль саму себя изжила.
— Не думаю, что есть плохие нации, — покачала головой Альда. — Плохие доктрины — о, да. Но они приходят и уходят, к счастью, и наибольшая часть народа меняется в соответствии с повесткой дня. Далеко не всем дано собственное мнение, не говоря уже о критическом мышлении. Масса, как стадо овец, послушно следует туда, куда её ведут. Я тебе больше скажу, процентное количество этой массы приблизительно одинаковое в каком угодно народе. А собственное мнение, как и критическое мышление, не зависит напрямую от начитанности и образования — я встречала безграмотных фермеров, которые видели, чувствовали, понимали и мыслили намного лучше многих академиков, аристократов и, так называемых, интеллигентов… Доступное образование — инструмент огранки. Так что, если родился хотя бы полудрагоценным камнем, им и будешь. Родился алмазом, станешь бриллиантом, если захочешь. Вышел на свет известняком или чем-то таким… Ну, ты понял. Не смотри на меня так, все мы, и каждый в отдельности, этому миру как-то полезны. Как деревья и цветы. Но и коэффициент полезности… да, в большей степени зависит от нас. Но в чём-то нет … потому что мы — разные. Не по крови и расе, а по жизненном пути, по духу и силе духа. Так вот ты — алмаз, ставший бриллиантом. Мой учитель из той же породы. А я… нет.
Альда не стала говорить, что некоторые бриллианты приносят как удачу, если они новые и светлые, если их носили добрые люди, так и большие беды, если их первые хозяева выбрали тёмный путь. Лидеру мандалорцев это было знать ни к чему. Тропами отчаяния уже не было суждено идти ни ему, ни Мастеру.
— Мелешь какую-то чепуху, — покачал головой Джанго и отпил вина. — Галидраан кто предотвратил? Я? Магистр Ян Дуку? Кто нашёл общий язык с Пацифистами? Я? Он? Меня иногда очень раздражает эта ваша джедайская напускная скромность.
— Я помогла, но не сделала. Это другое, — покачала головой Альда. — Одни … делают. А другие — поддерживают. Как, знаешь, если ты играл когда-нибудь в онлайн-игры на просторах голонета… есть герои-саппорты. А есть те, которыми ты играешь, когда надо убить большого босса. Так вот вторыми можно и в одиночном режиме играть, а вот саппорты… полезны в компании, бесполезны сами по себе.
— Если не перестанешь распускать нюни и нести чепуху, я тебя стукну, — серьёзно заявил Джанго. — И потом ни на какого большого босса мы не пойдём, хоть на того же Пре Визслу, потому что нет смысла залезать в жопу, если под рукой нет кого-то такого, как ты.
— Ай, — она отмахнулась со вздохом. — Я же серьёзно.
— И я серьёзно. Мы, вообще, с чего разговор начали? С любви? Ну так давай к ней и вернёмся, а то ты совсем раскисла. Кому мне там надо провести воспитательную беседу про жизненные ценности и женщин, которых нельзя терять, раз уж повезло быть ими избранными?
— Не надо никому угрожать засовыванием в жопу твоего меча.
— Я сам решу, что надо, а что не надо, — фыркнул Джанго. — Рассказывай.
— Ну, у меня с ним ровно двадцать лет разницы в возрасте.
— Нормально. Значит, бывалый. И?
— И… ничего. Я всё выпалила, а он…
— Ну?
— Ну замер и промолчал.
— А потом?
— А потом я спешно ретировалась и через пару часов уже летела сюда.
— Он звонил?
— Я отключила портативный коммуникатор.
Джанго Фетт тяжело вздохнул. Помолчал. Потом спросил:
— Если вдруг прилетит объект твоих чувств, или субъект, или как там правильно, его прогнать, нет?
— Да смысл ему сюда трястись в гиперпространстве трое суток! Вообще не беспокойся об этом!
— Смысл есть, — отрезал Джанго. — Решай давай.
— Не прогоняй, — с глубоким вздохом ответила Альда. — Помирать, так с песней.
— Выше нос, — скомандовал Фетт. — Действуем по ситуации. Будет нужно — нормального мужика постарше среди своих найдём.
— Ой, не надо меня так утешать, — она даже позеленела.
— Да для ревности! Ты женщина, или где?
— Или что, — поправила.
— Так женщина, спрашиваю?
— Ну женщина, женщина…
— Тогда какого чёрта это я тебе вариант с ревностью предлагаю?!
И пока они препирались, Альда всё-таки немного повеселела. А потом Джанго, непонятно откуда, достал мандалорскую лютню. И неловко, с грацией новичка, начал наигрывать какие-то простенькие аккорды.
— Что ж ты, фраер, сдал назад! — весело затянул. — Не по масти я тебе-е-е!
Альда, вытаращившись, поперхнулась вином, попавшим не в то горло.
— Ты смотри в мои глаза, — продолжил, как ни в чём ни бывало, Джанго. — Брось трепаться о судьбе!
Зря, подумала Альда, она объяснила ему «кодовое значение» песни с её кучей непонятных местным обитателям галактики слов. А потом мысленно махнула на себя рукой.
— Ведь с тобой, мой мусорок, я попутала рамсы, — хриплым от кашля присоединилась к пению. — Завязала в узелок, как тугие две косы!
Потом они спели «Кукушку», «Звезду по имени солнце», «Группу крови» — к ним присоединились телохранители Джанго, отошедшие с поста, и ведь все знали текст; как странно, Альда всего пару раз напевала Цоя в присутствии мандалорцев, и ведь аккорды подобрали, — и на душе полегчало.
Как мало иногда нужно для умиротворения.
А затем, к удивлению Альды, спели «Метель» и «Я получил эту роль» ДДТ, и ещё «Гореть» Люмена.
— «Ганорский песенник», так мы его назвали, — пожал плечами Майлз, один из телохранителей Джанго, во время перерыва, чтобы смочить горло. — А что? Хорошие же песни, душевные. Мы записываем, подбираем аккорды. Ты прилетай почаще, может, альбом выпустим.