— Идеалисты, — со вздохом подтвердил Раэль. — Высокая мораль, ещё более высокие принципы, лирическое благородство… Голова в облаках или в книгах. Они … немного воздушные, что ли. Хотя Мастера нашего так едва ли назовёшь, не самый он лёгкий на подъём, и всё-таки.
— Иногда неплохо посмотреть на звёзды, — отозвался Квай-Гон. А сам вспомнил их последнюю с Альдой вылазку в Сад, прямо перед очередным приездом Раэля — и невольно улыбнулся.
В другой жизни он больше не задирал бы наверх голову, не наслаждался бы игрой света и тени сквозь пышную листву. Не искал бы наивысшей правды или созвездий. Ксанатос всегда смотрел только ввысь… потому он споткнулся и канул. Заземления своего Мастера ему не хватило для осторожности. И если адептов Живой периодически обвиняли в апатии, главным грехом Объединяющей всегда была гордыня.
— Да кто же говорит, что плохо? — отмахнулся Эверросс. — Они теоретики, а мы — практики. Без одних нет других. Но ты говоришь, Альда не связана с Объединяющей. Что у неё тогда за связь с Живой, раз я не разглядел? Ты меня и мой нос неплохо знаешь. Сомневаюсь, что я бы не заметил.
— Про Живую, — медленно проговорил Квай-Гон, — я ничего и не говорил.
Раэль недоверчиво на него уставился.
— Да ладно? — спросил ровным голосом. — Не может такого быть. Джедаев из третьей фракции — раз, два и обчёлся. Даже Мейс к ней не принадлежит, а он у нас весьма любопытный случай. «Точки уязвимости» — талант от двух граней Силы. Кто у нас, из третьего вида, «чистый»? Магистр Йода? Но они с нашей младшей друг друга избегают, насколько мне известно.
— Может, поэтому и избегают, — пожал плечами Квай-Гон. — Адептов Космической Силы всегда было так мало, что за тысячелетия их, как следует, не изучили. И они, сами по себе, довольно скрытные, хотя и очень дружелюбные.
— У неё мидихлорианов до уровня магистра Йоды не хватает, как и у всех нас.
— Ну и что? Дело ведь не в мощи, а в связи.
— Тогда объясни мне, как ты пришёл к этому мнению, и я приспущу скепсис.
— Хоть не штаны.
— Эй! — тычок локтем под рёбра. — Совсем позабыл про уважение к старшим! Тоже мне, вольнодумец.
— Это ты меня испортил, — рассмеялся Квай-Гон, — Мастер всегда так говорил. И говорит.
— Ну давай-давай, переложи ответственность, пока я не уехал, — миролюбиво проворчал Раэль. — Так что там по поводу связи? Раз ты, в своё время, частенько гонял чаи с нашем грандмастером, сможешь сравнить и сопоставить, как минимум.
— Ну, — Квай-Гон почему-то замешкался. — Про нас с тобой и таких, как мы, ты и сам всё знаешь. Наш Мастер и Оби-Ван воспринимают Силу… в чём-то, пожалуй, как поэты. Мы всю жизнь учимся полёту, они всю жизнь учатся заземляться. Мы видим то, что есть, а они — что было, и что будет. Мы повинуемся Силе, хотим мы этого, или нет, а они ей следуют. Мы выросли с осознанием её безразличия, а они — с её надеждой или обещаниями. Но Альда…
Он помялся с ноги на ноги. Облизнув пересохшие губы, спрятал руки в карманы.
— Я такое раньше видел только наедине с магистром Йодой, — наконец нашёлся со словами. — Они оба смотрят ни туда, ни сюда, но в вечность. Мы слышим Силу, а она с ними в диалоге, понимаешь? Она… я бы сказал, она им друг.
И как удивительно было наблюдать трепет Силы к ним, как необъяснимо было чувствовать редкий взгляд, через который сияло, сочилось, проникало под кожу божественное, как страшно было потом думать, на какое одиночество обрекал этот дар. Адептам Живой и Объединяющей ничего не стоило найти соратников по мировосприятию среди джедаев. Устал учиться своему уроку, длиною в жизнь — ушёл ненадолго к своим и вернулся с новыми силами. Но Йоду и Альду почему-то отталкивало друг от друга. Точнее казалось, что им почему-то пока никак нельзя по-настоящему пересечься. Квай-Гон пробовал их собрать вместе на чай у себя, но, то одно, то другое… А потом сам грандмастер покачал головой и сказал: «геометрия метафизическая — наука тонкая есть, грандпадаван юный. И лето после зимы не наступит сразу, хм? Понятнее тебе так, может будет?».
Понятнее ему не стало.
— Лично не видел, но вопросов тогда нет, — вырвал из раздумий голос Раэля. — Бедная, — добавил с искренним сочувствием. — Но раз дали такую ношу, значит, по силам… И не думай, что я не заметил, как ты её пасёшь. Или, — в голос закралось что-то хитрое, — это ты так ухаживаешь?
Квай-Гон так резко обернулся на старого друга, что у него хрустнула шея.
— Оставь свою похабщину при себе, — процедил сквозь зубы. — Имей совесть.
— Это она меня имеет, но не суть важно, — улыбка Раэля переросла в оскал. — Знаешь, что я с тобой сделаю, если ты разобьёшь нашей милой девочке сердце?
— А знаешь, что я с тобой сделаю, если ты сейчас не заткнёшься?
— Ого, — присвистнул Раэль, — всё настолько серьёзно, чтобы галантный сорвиголова Джинн перешёл к угрозам.
— Заметь, ты первый начал.
— А я исполнял «братскую прерогативу».
— Разбивать сердце будут мне, можешь быть спокоен. Или я сам что-нибудь с ним сделаю. И ей не вздумай угрожать.
— Эй, ты чего сдулся-то сразу, — Раэль даже растерялся. — Подумаешь, разница в возрасте. Подумаешь, немного родственники. Не кровные ведь.
— Вряд ли, — он сжал спрятанные в карманах кулаки, — вряд ли она меня выберет. И оставим этот разговор. Я, в отличие от тебя, моногамен до мозга костей, Раэль. Не разлюблю, уже слишком поздно.
— Зато есть надежда, — печально улыбнулся Эверросс. — А моногамия, мой юный друг, бывает очень разная. Просто мы с тобой в ней отличаемся.
Маленькая Ним, — вспомнил Квай-Гон, и совесть ударом ножа опустилась на сердце.
— Мы с тобой можем любить одного, не выбирая никого другого, только раз: или фигуру родителя, или возлюбленную, или ребёнка… такова наша доля адептов Живой Силы, — продолжил Раэль с такой болезненной лаской, с такой мучительной улыбкой, что нож в сердце Квай-Гона, казалось, повернули, чтобы он впился глубже. — Ты думаешь, я по борделям от нечего делать хожу? Думаешь, почему так ревностно регентствую на Пиджале, вырезая убийц, регулярно подсылаемых к маленькой принцессе? О нет, мой друг. Если бы всё было так просто… Но я рад за тебя. Искренне рад, что тоска по Ксанатосу не толкнула на мой путь. Он порой страшно невыносим. Жутко невыносим. И ты бы знал, как глубока моя ненависть к самому себе. Так что…
Раэль похлопал его по плечу.
— Радуйся, — сказал. — Живи и радуйся, что не идёшь тёмными тропами в вечных сумерках туманного холодного леса. Тебя спасли. А мне уже не нужно никакое спасение… мне бы побольше обезболивающего для сердца, да вечного покоя. У тебя есть надежда — не будь дураком, возьмись за неё покрепче и не потеряй. Без путеводной звезды в твоём лесу ты встретишь одних только призраков. И поверь мне, — Раэль тяжело вздохнул, — они тебе не обрадуются, как бы ты ни умолял о встрече.
— Прости меня, Раэль, — искренне извинился Квай-Гон после затянувшейся паузы. — Я не хотел напоминать.
— О, перестань, — отмахнулся Эверосс. — Я даю повод и прекрасно об этом знаю. Да и забыть невозможно. Надолго, по крайней мере. Но ты мне так и не сказал, почему медлишь. Рискни… намекни ей, что ли.
— Первый шаг должен быть за Альдой.
— Почему? — возмутился Раэль. — Что такого сложного в том, чтобы просто намекнуть? Подошёл, взял за руку, не знаю, сказал какой-нибудь заранее продуманный комплимент в тот момент, когда она этого не ожидает, но очень внимательно тебя слушает, или локон, мягко так, за ухо заправил, или цветы подарил. Можно поцеловать в щёку и нарочно промахнуться, чтобы попасть в уголок губ… Ведёшь себя, как девственник, честное слово.
— Мне, — надавил на слово Квай-Гон, — нужен не секс.
— Не только секс, — поправил Раэль. — Я тебя знаю, ты не из тех, кто по жизни чурается танцев в постели.