— Хорошо, справедливо, не только секс. Ты, может, забыл, но заниматься любовью и просто сношаться — не одно и то же. Я… не хочу её спугнуть. Не хочу предать доверия к себе, если чувство не взаимно. Если Альда видит во мне только друга, я им и останусь до конца моих дней. Любить можно крепко и тихо, со стороны. Мечтаю ли я засыпать с ней и просыпаться в одной постели? Да. Но не меньше, чем… мечтаю о её счастье.
— Тогда ладно, — удивительно легко согласился Раэль.
— И что, больше не будешь пытаться меня переубедить? — Квай-Гон с сомнением на него покосился.
— Не, не буду, — беспечно отозвался Эверросс. — Я узнал всё, что мне нужно, чтобы сложить собственное мнение.
— И какое оно у тебя?
— Что ты дурак, — добродушно улыбнулся Раэль, — но, что, пожалуй, твоя правда. По крайней мере, пока. Вот получит Альда ранг магистра, и тогда я от тебя не отстану. И не бойся, не выдам.
— Не станешь активно вмешиваться? Не похоже на тебя.
— Может, не похоже на старого меня, но, — Раэль задумчиво потёр подбородок, — ничто не меняет людей так, как личные трагедии. Если бы мне дали шанс выйти из моего леса, я бы тоже боялся любой возможной ошибки. Ты и я — мы знаем их цену. Естественно, мысль расплатиться ещё раз абсолютно невыносима. Любовь спасла твою душу от потери Ксанатоса, а я, хоть тот ещё старый козёл, не собираюсь ни в коем случае ставить под риск счастье близкого.
— Такое уж ли счастье, — покачал головой Квай-Гон. — Природа невозмутима и безразлична. Счастье — это больше для адептов Объединяющей, которым свойственно ждать от Силы подарков.
— Не тебе спорить с законами жизни, — осадил его Раэль. — Если дали, то радуйся. Боишься потерять? Тогда просто делай это по-тихому, — и осклабился, — как с мастурбацией.
И Квай-Гон, без всяких зазрений совести, толчком Силы отправил Раэля в ближайший пруд.
(…)
Отправиться втроём на задание казалось отличной идеей. Единственное, он не подумал, записываясь на миссию, о климате. И ведь сколько было книг, сколько фильмов, о суровых зимах, толкающих застрявших в метели судорожно греться вместе. Квай-Гон тогда смотрел на постельные сцены в куче одеял скептически и свысока, но в данной ситуации ему было не до смеха.
С одного бока от него лежал маленький Оби-Ван, закинув на своего Мастера ногу. С другого — Альда. И мало того, что мягкая женская грудь упиралась ему в плечо, так Ганор во сне ещё и обнималась. Квай-Гон лежал между ними на спине, как самый «тёплый» в их компании, боясь пошевелиться, буравил невидящим взглядом потолок и клял всё на свете.
Мысли в голове крутились самые неоднозначные, потому что физиологию не обманешь.
Квай-Гон был собой страшно недоволен.
(…)
— Мастер, — заявил ему как-то Оби-Ван, уже возмужавший подросток, — дарить на тридцатилетие сухие цветы это неправильно.
Квай-Гон отвлёкся от внимательно сбора лаванды.
— Это ещё почему? — спросил, вскинув бровь. — Очень полезный подарок. Ты знаешь, что лавандовый чай не только успокаивает, но и, например, помогает при больном горле?
— Я не об этом, — фыркнул Оби-Ван, но пресловутые цветы послушно собирать не перестал. — Надо розы, понимаете? Красные. С ленточкой. И бутылку. Если не шампанского, то коньяка.
— За кого ты меня принимаешь, чтобы я дарил такие пошлости? — в шутку оскорбился Квай-Гон, оглядываясь на своего падавана.
— Но это тридцатилетие красивой женщины, Мастер, — настаивал на своём Оби-Ван, — а не старухи.
— Сухие цветы с богатым лекарственным применением — это практично.
— Это невежливо, — возразил Оби-Ван. — Вот грандмастер собирается подарить ей абонемент.
— Абонемент на что?
— На всё нужное женщине в её возрасте, он мне так сказал.
— Вот это как раз невежливый подарок.
— Отнюдь! Очень даже вежливый, если учесть, что от вашего с ней Мастера. О, ещё они на концерт идут.
— Какой? Симфонический? — Квай-Гону было сложно представить своего учителя на каком-либо другом, менее помпезном.
— Не-а. На какую-то группу, у которой музыка в жанре металла.
— Что?
— И нас берут с собой, — продолжил, как ни в чём не бывало, Оби-Ван, не отвлекаясь от сбора лаванды. — Так что надо вам что-нибудь ещё придумать. Хотя бы ужин при свечах, что ли. И красные розы.
— Где ты таких пошлостей понабрался, ума не приложу, — пожаловался Квай-Гон. Но, помимо сушёной лаванды, подарил в итоге ещё домашний ликёр на сливах и домашнее розовое масло, потому что Мастер Ян и Оби-Ван, сговорившись, оба решили действовать ему на нервы.
У него всё равно каждый раз чуть слабели ноги, когда он чувствовал подаренные запахи на её дыхании или шее.
Меня заставили пометить территорию, я не хотел, — жаловался Квай-Гон молча и в никуда, но Сила над ним только смеялась.
(…)
— Как ты почувствовал? — тихо спросил Мастер.
Квай-Гон не стал спрашивать, что он имел в виду. Из всего потока джедаев, хлынувших на Набу разгребать последствия подвига Альды, его лично не осудил за безрассудство только собственный «род» и маленький Энакин Скайуокер, проникший на корабль королевы, пока та покидала Корускант, каким-то образом уничтоживший главный корабль Торговой Федерации.
— Сила, — лаконично ответил Квай-Гон.
— Объясни. Если не хочешь выслушивать нотации от Совета, — сам Мастер покинул его, уступив место более молодому Пло Куну, — мне нужно знать, как тебя защитить.
Квай-Гон сомневался в успехе этой затеи. Они находились на полпути к залу заседания, и терять ему лично, кроме собственной гордости, было нечего.
Тяжелый вздох сам поднял и опустил его грудь. Нужно было соврать. Точнее, выдать что-то менее конкретное, пусть и в чём-то точное. Он не собирался рассказывать, как в глубоком сне почувствовал кроткий поцелуй прощания на своём лбу, и как вернулось всё — и лес, и туман, и вязкая рыхлая почва под ногами, и погребальная, оглушительная в своей тишине, панихида сосен на ветру, и не мигающие чёрные глаза на белых стволах осин. Как его солнце упало в воду, но ещё не потухло. Как он бежал, сломя голову, к озеру, у которого нет ни дна, ни утешения, как нырнул, продираясь сквозь толщу воды, к ней, утопающей деве, спящей, раскинувшей волосы, словно лилия. Настиг её, коснулся белой кожи. «На, держи» — расщедрилась Сила. Он увидел свою собственную смерть от двойного красного клинка, отчаяние и безутешное горе Оби-Вана. Увидел её решимость, где-то здесь или там: «я буду вместо него».
Он не собирался рассказывать, как проснулся, весь взмокший, с неродившимся криком ужаса в горле. Как вскочил на ноги. Как попытался дозвониться — она не брала трубку, корабль делегации Набу едва улетел. Как спешно собравшись, выскочил из лазарета, едва не заметив её, возможно, последний бумажный журавлик.
— Даже нам, адептам реального мира, Сила иногда дарит провидение, — наконец проговорил Квай-Гон. Добавил, — Альда слишком важна, чтобы умереть так рано. Адепты Космической…
— Замолчи! — строго и резко перебил его Мастер.
Квай-Гон удивлённо уставился на него.
— И даже не вздумай сказать Советникам отговорку, которую ты придумал! Я знаю, что за аргумент ты решил использовать. Так вот убей в себе эти мысли, слышишь? — Мастер схватил его за плечо и до боли сжал. — Слышишь?!
— Но это всего лишь…
— Высказанное вслух никуда никогда не исчезает бесследно, — строго продолжил Мастер. И Квай-Гон вдруг с удивлением понял, что его невозмутимому учителю страшно. — Пророчества сбываются, когда в них действительно начинают верить. Альда Ганор не Избранная. Энакин Скайуокер не Избранный. Все мы платим за наши таланты от Силы, потому что обратная сторона любого плюса — это минус. Так вот обратная сторона каждого чуда — это трагедия. Реван, предыдущий Избранный, был счастлив, как думаешь? Хотя, даже не нужно ходить так далеко, посмотри на магистра Йоду, который и есть вся нынешняя Руусанская Реформация — он, по-твоему, счастлив? Если даже мириад падаванов за восемьсот лет не избавил его от пристального взгляда великой космической пустоты? И ведь никто его не записывал в Избранные, хвала Силе, тогда была другая порода джедаев — не то, что мы сейчас в массе своей, не считая некоторых исключений. Так что даже не думай о твоём аргументе, если не хочешь обречь Альду и того ребёнка на поистине страшное существование, полное жертвоприношений и смерть от самосожжения.