Три месяца я питалась картошкой фри, феттучини «Альфредо» и чизкейками, чтобы прикрыть худобу четырьмя килограммами жира. Три часа искала на «Амазоне» удобные туфли на каблуках, которые в одну секунду сделали бы меня выше на несколько дюймов – впрочем, даже в них я не дотягиваю до метра семидесяти.
– Где, говорите, вы его нашли? – спрашивает доктор Киви. Я вдруг замечаю, что собака притихла. Это настораживает.
– Мы не говорили. – Я пытаюсь придумать очередную ложь и одновременно кошусь на собаку. Вроде дышит.
– Да под мостом, черт побери!.. – бормочет Карл.
Доктор Киви поворачивается к нему.
– Под мостом на 17-й улице? Туда часто привозят надоевших животных. Кошек, собак. Морских свинок. Кроликов, которых дарили детям на Пасху. И этим сволочам все сходит с рук – до сих пор никого не поймали!..
Она ничего не говорит про стальной крест и пропавшую без вести Николь Лакински, про ее депрессию, многочисленных любовников и ошибку, которую адвокат Фельдмана так смаковал в суде. «Может, она попросту сбежала, бросила ребенка? А потом, например, покончила с собой?» И хотя Карл присяжным не понравился, Николь им тоже не приглянулась.
Три недели назад сын Николь, Алекс, теперь уже тощий подросток, признался мне, что рука у него болит до сих пор.
Я сказала мальчику, что я репортер и хочу поговорить с его отцом – только перед этим дождалась, пока сам отец уйдет на вечернюю пробежку. Алекс открыл дверь почти сразу (хотя ему наверняка запрещали открывать дверь незнакомым людям). Мне было очень совестно называть ему липовое имя. Мы сели на ступеньках крыльца и немного поговорили. Алексу прямо-таки не терпелось рассказать кому-то о своей маме, однако день ее исчезновения не оставил почти никаких следов в его памяти. Он помнил лишь одно: жестокий хруст кости.
Мне хотелось обхватить его веснушчатое лицо обеими руками и сказать: никогда не забывай маму! Никогда не прекращай поисков! И вместе с тем мне хотелось, чтобы он забыл. Чтобы жил дальше. И никогда не проигрывал бой крошечному демону одержимости, поселившемуся в груди. Но вместо этого я просто надавала ему кучу обещаний. Когда он протягивал мне драгоценные семейные фотографии, я пообещала вернуться. И ничего не сказала про то, что его мама – лишь одна из красных точек на моей карте, всего несколько пикселей на огромном дисплее.
Доктор Киви выглянула в коридор и позвала кого-то по имени Дейзи. У Карла на лице застыла не то странная усмешка, не то гримаса – довольно жуткая.
Я вдруг замечаю, что стою рядом с собакой и глажу спутанный мех. Похоже, машину придется поменять раньше, чем я планировала.
Внезапно в дверях появляется бойкая девица в розовом медицинском костюме с мордашкой Хелло Китти на груди. Она тут же хватается за капельницу, чтобы вместе с ветеринаром откатить пса в операционную. Дейзи.
Что-то в ней есть…
Доктор Киви странно на меня смотрит.
– Все хорошо?
– Ты прямо позеленела вся, – замечает Карл и хватает меня за плечи. Я вырываюсь. Сердце бешено колотится в груди.
Нельзя, чтобы он ко мне прикасался.
14
На долю секунды мне показалось, что Дейзи похожа на Рейчел. Идеальное овальное личико. Лавандовые круги под глазами. Какое-то неуловимое сходство…
Я схватилась за стену с кото-йогами и сама, без чьей-либо помощи, вышла в коридор – лишь бы Карл меня не трогал.
Он сидит на полу рядом. И в какой-то момент просто меняет позу. Я тут же дергаюсь. Пора это прекращать, нельзя так реагировать на каждое его движение. Я заметила, что временами Карл бывает на удивление ловок и проворен. Час назад мы вместе загружали раненого пса в машину: он без малейших усилий работал обеими руками.
Я делаю еще один глоток «Колы» и переключаю внимание на три черных хвоста, то и дело выглядывающих из кошачьей переноски. Как бы заманить Карла обратно в машину до окончания операции?
Хозяйка кошек втиснулась на маленький диванчик рядом со мной и что-то строчит в телефоне, обручального кольца с крошечным бриллиантом почти не видно на ее пухлых пальцах. Почему-то мне вспоминается огромный бриллиант на пальце той женщины в закусочной. И еще – бабушкино кольцо с изумрудом, которое мама пообещала моей сестре и теперь хранит у себя в комоде.
Есть что-то первобытное в этих кольцах. Пещерные люди обматывали запястья, лодыжки и талии женщин травой – чтобы пометить свою территорию, собственность. Чтобы подчинить их себе.
– Собаку берем с собой, – говорит Карл. – Это новое условие.
На его морщинистом лице я вижу хулиганистую насмешку – так маленький сын испытывает терпение матери. Мне очень трудно сохранять спокойствие. Вовсе не таких отношений я хочу с Карлом. Я – не миссис Ти.