Ситуация на советско-германском фронте становится все более драматичной. Германо-польские войска, по замыслу Кремлева-Свен, захватывают Украину и Белоруссию. После упорных боев Красная Армия оставляет Смоленск. Еще в первый день войны Москва подвергается воздушной бомбардировке с применением отравляющих веществ. Возникает паника. По признанию главного героя, даже потом, на фронте, ему не доводилось видеть ничего более страшного: «Толпа рассеивалась. Раскинувшись на изрытом асфальте, повиснув на опрокинутых решетках, на поваленных фонарях, уткнувшись в истоптанные клумбы лежали, сидели, висели, стояли, подпертые трупами раненые, задавленные, оглушенные, искалеченные, сошедшие с ума, взрослые, дети, женщины, старики». Столицу охватывают слухи: «А правители-то сбежали…», «Каганович-то на Урал вылетел… Всю свиту забрал…», «А золото из Торгсина загодя вывезли…». Москвичи перестают верить сообщениям газет и радио. Возникает недовольство западными партнерами: «А французы-то сволочи — сказал кто-то: — крутили, вертели, к нам ездили, а с немцами мы одни…»
Вмешательство в 1939 г. Кремлева-Свен в некогда отложенную рукопись было минимальным, однако, как следует из немногочисленных карандашных вставок, концептуальным. Писатель решился ослабить драматические коллизии, одновременно присовокупив к войне восточный фронт («Япония участвовала в войне с первого же дня») и назвав ее Азиатско-Европейской войной. Восьмой месяц войны, упомянутый мимоходом, предполагал, что оккупация Белоруссии противником не удалась, а вражеский налет на Москву почти не вызвал паники. Однако оптимистическое переосмысление будущей войны оказалось недостаточным на фоне повести Шпанова. После триумфа «Первого удара» Кремлев-Свен прекратил работу над «81 днем…»[232]
О том, какие варианты будущей войны были допустимы в 1939 г., можно судить по разноформатным сочинениям Л. Рихтера, Л. Варламова и В. Наумова, которые также, как и повесть Шпанова, затрагивали тему воздушной войны. Очерк-фантазия Л. Рихтера «Отраженный налет» (кстати, дополненный фотоочерком) вкратце излагал идеальную схему противовоздушной борьбы. Как всегда, без объявления войны, вражеские эскадрильи вторглись на территорию Советского Союза. Посты воздушного наблюдения, расположенные на подступах к городу N, своевременно обнаружили противника. Вражеские самолеты были встречены истребителями, аэростатами заграждения и зенитным огнем. Лишь несколько случайных бомбардировщиков прорвались к городу: «Забравшись на огромную высоту, обезумевшие от преследующей их по пятам советской истребительной авиации фашистские пилоты потеряли способность ориентироваться в плане лежащего под ними города. Лихорадочно сбрасывают они свой смертоносный груз на случайные объекты. Большая скорость и высота полета помешали точному прицелу — большинство бомб летело мимо цели…». Население встретило налет вражеской авиации организованно и спокойно. Предприятия и учреждения бесперебойно функционируют. Ученые, счетоводы, машиностроители и врачи не покинули своих рабочих мест, продолжая трудиться в противогазах. Ни слова ни говорилось о погибших, только — о пострадавших горожанах. Налет отбит. Краснозвездные истребители «отжимают» отдельные самолеты противника от границы, вынуждая их к посадке на советской территории. «Жизнь города полностью вошла в нормальную колею, — заключает Л. Рихтер. — Повсюду царит оживление. Следов прошедшей тревоги незаметно»[233].
Фантастический очерк Л. Рихтера «Отраженный налет» был для наглядности снабжен фотографиями («Техника — молодежи», № 7–8, 1939).
Таким ему представлялся первый день войны. В рассказе Л. Варламова «Отвага»[234] главный герой летчик Владимир Соколов направляет свой поврежденный истребитель на вражеский бомбардировщик, демонстрируя при этом прекрасные цирковые способности: «…Соколов был абсолютно спокоен, а когда он убедился, что столкновение неминуемо, напряг все силы и выпрыгнул из кабины. В следующее мгновение над головой летчика произошел сильный взрыв». На вражеской территории пилота, блестяще выполнившего таран, подбирает советский самолет. В журнале «Самолет», с которым некогда был связан Николай Шпанов, публикуется отрывок из романа В. Наумова «Воздушная война 194… года» (в примечании редакция сообщала, что роман намечен к печати)[235]. На двух страничках следовало описание воздушного рейда 63-й стратосферной эскадрильи под командованием майора Александра Валона. Прорвав противовоздушную оборону фашистов, эскадрилья уничтожает секретный вражеский аэродром: «Прошло только 8 мин., а 27 бомбардировщиков, сбросив свой разрушительный груз, превратили самолеты врага в груду обломков, рощу — в ярко пылающий костер, а поле — в груды развороченной земли. Ни чудовищный тайфун, ни грозное землетрясение не могли бы оставить более разрушительных следов…» На обратном пути советскую эскадрилью атакуют вражеские истребители. Попытку описать потери сторон в воздушном бою на паритетной основе Наумов обрывает появлением советских истребителей: «Фашистские самолеты бросились врассыпную. Советские истребители ураганом устремились вдогонку, демонстрируя свое превосходство, несокрушимость и уверенность в победе»[236].
Реконструируя советскую антиципацию в части военной утопии, необходимо остановиться на роли профессиональных военных, которые выступали своеобразными меценатами, цензорами и консультантами[237]. Работая над романом На Востоке, П. Павленко признавался, что ему «не ясен ход войны, не ясны технологические процессы будущего сражения»[238]. Деловые советы можно было получить у представителей Красной Армии. Такая помощь Павленко была, предположительно, оказана начальником Политуправления Красной Армии Яном Гамарником, которому писатель хотел посвятить целую главу в романе (Гамарник опротестовал намерение писателя), и, может быть, командующим Дальневосточным округом К. Блюхером, как лицом заинтересованным — в книге изображались действия подчиненного ему округа. При написании романа «Дорога на Океан» Л. Леонова консультировал П. И. Смирнов — будущий нарком военно-морского флота и т. д. Драматург В. Киршон, сочиняя пьесу «Большой день», получил от командования Военно-воздушных сил разрешение непосредственно наблюдать «все виды воздушных операций». Сам драматург хвалился, что опирался на помощь «опытных и авторитетных консультантов», среди которых был знаменитый летчик-испытатель и рекордсмен В. Коккинаки. Несовпадение авторских фантазий с представлениями о будущей войне, принятыми в военных кругах, было чревато цензурными ограничениями. Начальник Военно-воздушных сил Я. Алкснис выступил против постановки пьесы М. Булгакова «Адам и Ева», так как по ходу действия пьесы погибали все ленинградцы. «Большой день» В. Киршона, напротив, соответствовал ожиданиям военных. Артист Б. Бабочкин вспоминал, как после премьеры спектакля в Большом драматическом театре имени Горького крупные военные специалисты прошли за кулисы, чтобы выразить свое удовлетворение постановкой[239]. На художественный фильм «Неустрашимые» (Лентехфильм, 1937), посвященный рейду советской кавалерии в будущей войне, умный и педантичный командарм II ранга А. Седякин откликнется рубленными фразами: «Доходит. Нравится. Воодушевляет»[240].
Практически все оборонные фильмы в духе антиципации, снятые во второй половине 30-х годов, были отмечены участием военных. «Глубокий рейд» консультировал А. Рафалович. Именно нарком обороны К. Ворошилов поддержал идею режиссера Е. Дзигана снять «фантастический фильм на документальном материале» («Если завтра война»), что позволило председателю Комитета по делам кинематографии Б. Шумяцкому особо акцентировать внимание сотрудников на том, «что это задание партии»[241]. Начальник Генерального штаба маршал А. Егоров содействовал постановочной группе Дзигана в съемках батальных эпизодов, обеспечив ее необходимыми воинскими соединениями. По рекомендации военного командования постановщики фильма разбавили хроникальный материал игровыми сценами, которые показывали противника и его действия. «Военно-морской» цикл (фильмы «Четвертый перископ» по сценарию военного врача Г. Блауштейна и «Моряки» по сценарию бывшего мичмана царского флота и морского командира в запасе С. Абрамовича-Блэк) опекали представители флота старший лейтенант П. Аршанко, капитан-лейтенант К. К. Черемухин, капитан 1-го ранга И. Челпанов. Последний из предвоенных фильмов «Морской ястреб» (по сценарию Н. Шпанова «Непобедимый флот» о борьбе с военным пиратством на море), который был запущен в производство весной 1941 г., консультировал контр-адмирал, начальник Одесской военно-морской базы Г. В. Жуков, награжденный двумя орденами за участие в гражданской войне в Испании. Среди военных появились своего рода «штатные» консультанты: полковник И. Ф. Иванов (фильмы «Если завтра война», «Эскадрилья № 5») и его однофамилец капитан 3-го ранга П. И. Иванов («Четвертый перископ», «Моряки»).
232
РГАЛИ. Ф. 1250. Оп. 2. Д. 169. Л. 11–12, 22 об., 33–36, 39, 40, 46, 48–49, 85, 86, 97, 99, 103, 109.
235
Наумов В. Воздушная операция // Самолет. — № 12, 1939. — С. 26. Самую первую публикацию фантастического романа за подписью двух авторов см.: Шейдеман А., Наумов В. Воздушная операция будущей войны: Отрывок из романа «Воздушная война 194… года» // Знание — сила. — № 2, 1938.
237
Вероятно, одним из первым довелось консультировать произведения о будущей войне начальнику Главного управления противовоздушной обороны Генштаба РККА комкору М. Е. Медведеву, который был причастен к постановке художественного фильма «Город под ударом» (1932). В частности кинооператор С. Лебедев вспоминал: «Благодаря Медведеву мы приобщились к военной науке, познакомились с проблемами стратегии, постарались разобраться в доктрине итальянца Дуэ, считавшего, что воздушные силы способны самостоятельно решать исход войны. Нам надлежало показать бессилие этой доктрины перед оснащенной современной техникой Красной Армией. Таково было назначение картины о будущей войне Город под ударом» (Лебедев С. С. Лента памяти. — М., 1974. — С. 123.).
239
Бабочкин Б. А. Любимая роль // Киршон В. М. Статьи и речи о драматургии, театре и кино. — М., 1962. — С. 270.