Актуальные привязки будущих бедствий гарантировали таким произведениям краткий миг популярности, прежде чем они, в числе прочих забытых редкостей, оказывались в руках букинистов. Наиболее выдающиеся и печально известные из них рисуют политическую обстановку в периоды значимых кризисов; они также показывают, как легко было людям конца XIX века поверить, что грядущая европейская война будет краткой и сравнительно гуманной, что стороны будут сражаться с помощью конвенционального оружия и война обойдется без большого количества жертв. Да, они писали и готовились совсем не к той войне… Один из лучших историков Первой мировой войны указывал, что
Государства вступили в конфликт, сохраняя конвенциональное мировоззрение и систему взглядов XVIII века, лишь несколько модифицированную событиями девятнадцатого столетия. С политической точки зрения, они воспринимали войну как борьбу соперничающих коалиций, основанных на традиционной системе дипломатических союзов, с военной — всего лишь как состязание профессиональных армий (увеличившихся, конечно, благодаря континентальной системе военного призыва), в рамках которого сражаются солдаты, а гражданские массы, со скамей амфитеатра, аплодируют подвигам своих чемпионов[14].
В ситуации этого заговора благодушия лишь немногие понимали, как новые вооружения изменят характер и масштаб войны. Приведем в пример Шарля Рише, выдающегося бактериолога и лауреата Нобелевской премии по медицине; исходя из любимой догмы технологического и социального прогресса, он предсказывал в книге Через сто лет (Dans cent ans, 1892) лучший из возможных будущих миров. За восемь лет до того, как братья Райт начали свои полеты в Китти-Хоук, Рише был уверен в приближении вечного мира: современное оружие, считал он, выступало для народов и стран абсолютным фактором сдерживания. Громадные национальные армии сменили небольшие вооруженные силы прошлого; что же касается их оружия, то
Скорострельные ружья, гигантские пушки, усовершенствованные снаряды, бездымный и бесшумный порох — все это настолько разрушительно, что большое сражение (каковое, мы надеемся, никогда не случится) за несколько часов приведет к смерти 300.000 человек. Вполне очевидно, что нации, как бы ни были они ослеплены ложной гордыней, отшатнутся от этого ужасного видения.
Заметны, однако, перемены к лучшему. Создаются чертежи нового оружия, вероятно, более разрушительного, чем когда-либо. Постоянно совершенствуя наши вооружения, мы в конце концов сделаем войну невозможной. Летающие машины, если они будут изобретены, станут сеять разрушение повсюду. Ни один город, как бы далеко он ни находился от границы, не сможет себя защитить[15].
В поддержку своей веры в то, что нации «отшатнутся от этого ужасного видения», Рише не приводил никаких цифр. С другой стороны, целые горы статистики можно обнаружить в шести томах и на 3094 страницах объемистого трактата Ивана Блоха (Блиоха) Будущая война. На протяжении девяти лет Блох изучал все войны, начиная с 1870 года — учитывая все, от количества войск до запасов амуниции, огневой мощи и числа потерь — и наконец пришел к выводу, что «война стала невозможной как с военной, так и политической и экономической точек зрения…»
14
B.H. Liddell Hart, History of the First World War, 1970 (London: Pan Macmillan, 1992), 28.