Выше процитированный фрагмент, учитывая тот факт, что Сталин попал под обаяние «Первого удара», выглядит весьма не скромно.
Повесть Шпанова приобрела качества эталона и отразилась на творчестве других писателей. В 1939 г. попытался возобновить работу над романом «81 день. То, чего не будет…» прозаик И. Кремлев-Свен, многолетний сотрудник журнала «Крокодил», автор запрещенной к тому времени коммунистической утопии «Город энтузиастов». В 1935 г. им были сделаны наброски авантюрного романа о будущей войне Советского Союза против Германии и Польши[230]. Действие романа разворачивалось как будто в двух измерениях — вымышленном мире и в реальности. Согласно сюжету, за пять лет до второй мировой войны в одну из московских редакций незнакомый седеющий человек — «Генерал» — принес рукопись на тему о грядущей войне, с которой, в редакции, кажется, так и не удостоились поинтересоваться («…за последнюю шестидневку это восьмой роман о предстоящей войне. Кажется, в Москве не осталось ни одного управдома, который не писал бы романа на эту тему…»). Последующая часть романа представляла собой своеобразную перепроверку фантазий незнакомца настоящей войной. Причем главному герою романа предстояло стать очевидцем героической гибели «Генерала» на фронте:
«Против нас была польская конница. Легкие быстроходные танки поддерживали ее на флангах. Немецкая артиллерия расчищала путь полякам.
…Редели ряды… Я видел, как снарядом убило командира полка, как один за другим под пулеметным и ружейным огнем выбывал командный состав полка.
…Это все, что осталось от полка. Две сотни обезумевших от ужаса, боли и ненависти людей, лишенных командования, — вот и все, что осталось от 304-го полка.
…Кавалерия спускалась с пригорка. Я видел, как дрогнула цепь, как один за другим неуклюже вставая поднялись и бросились в рассыпную бойцы.
Облако пыли. Кавалерия догоняет бегущих. Истошный крик…[231] кавалеристов. Блеск сабель».
Остатки полка подчиняет себе «Генерал». Со словами: «Полк, на белую, фашистскую сволочь — вперед!», он ведет уцелевших бойцов в атаку и заставляет противника отступить. Последними словами смертельно раненого «Генерала» будут: «…за нее… за Россию… за… Сталина…»
Разумеется, Советский Союз не был механически обречен на июньскую трагедию 1941 года и, конечно, в относительно благополучном 35-м году сложно было предвидеть контуры будущей катастрофы. Тем поразительнее совпадения чернового наброска «81 дня. То, чего не будет» с обстоятельствами начального этапа Великой Отечественной. Можно сказать, Кремлев-Свен был беспощаден к собственной стране. Первая сводка Генштаба, по воле писателя, сообщала о том, что теснимые «моторизованными войсками противника части Красной Армии вынуждены были оставить ранее занимаемые пограничные районы». Западный фронт, к счастью советской стороны, не был дополнен восточным: «Против ожиданий всего мира Япония не выступила. Правда, на границе Монгольской Народной Республики шли непрерывные вооруженные провокации, но войны не было. Видимо, Япония выжидала». Президент США Рузвельт заявляет о своих симпатиях к жертве фашистской агрессии: «Великий советский народ — говорилось в обращении — американская демократия выражает тебе подвергнувшемуся нападению озверевшего фашизма самое подлинное сочувствие». Печать Херста сопровождает сообщения о советско-германской войне заголовками: Цивилизация против варваров. Американские добровольческие полки воюют на советском фронте. Рядом с красноармейцами находятся чехи — враги двадцатилетней давности, которые теперь стали союзниками и друзьями.
Ситуация на советско-германском фронте становится все более драматичной. Германо-польские войска, по замыслу Кремлева-Свен, захватывают Украину и Белоруссию. После упорных боев Красная Армия оставляет Смоленск. Еще в первый день войны Москва подвергается воздушной бомбардировке с применением отравляющих веществ. Возникает паника. По признанию главного героя, даже потом, на фронте, ему не доводилось видеть ничего более страшного: «Толпа рассеивалась. Раскинувшись на изрытом асфальте, повиснув на опрокинутых решетках, на поваленных фонарях, уткнувшись в истоптанные клумбы лежали, сидели, висели, стояли, подпертые трупами раненые, задавленные, оглушенные, искалеченные, сошедшие с ума, взрослые, дети, женщины, старики». Столицу охватывают слухи: «А правители-то сбежали…», «Каганович-то на Урал вылетел… Всю свиту забрал…», «А золото из Торгсина загодя вывезли…». Москвичи перестают верить сообщениям газет и радио. Возникает недовольство западными партнерами: «А французы-то сволочи — сказал кто-то: — крутили, вертели, к нам ездили, а с немцами мы одни…»
230
Современники, наблюдавшие флирт Берлина с Варшавой, не исключали в будущем такого альянса, так же, например, как английский писатель Фоулер-Райт в романе Четыре дня войны считал вероятной войну против европейских демократий со стороны Германии, Польши и СССР.