Герой Советского Союза И. Мошляк, участник боев на озере Хасан, назовет «Первый удар» хорошей книгой[270]. Курсант Витебского аэроклуба Н. И. Ш. сопроводит положительную оценку несколькими непринципиальными замечаниями:
«Рассказ в журнале „Знамя“ № 1 за 1939 г. в основном написан очень хорошо, много захватывающих моментов.
Плохо, что автор не указал, что все промышленные и военные объекты фашистской Германии не были защищены зенитной артиллерией и аэростатами-заградителями. Если в Германии есть недостаток в истребительной авиации, то в будущей империалистической войне они будут широко применять аэростаты-заградители, так как военные специалисты настаивают на широком применении аэростатов-заградителей.
Не указано также, что сталось с летчиком Косых, улетевшим на польском самолете в Советский Союз»[271].
Разумеется, среди читателей «Первого удара» раздавались и противоположные голоса. Писатель А. Гайдар, которому претили хвастливые книги, изображавшие войну, как победное шествие, скептически оценивал аргументацию похвальной рецензии М. Миронова о повести Шпанова: «…статья полкового комиссара что-то подозрительна, ибо цитаты он приводит очень неудачные»[272]. Основываясь на известных читательских откликах, однако, можно предположить, что с 1936–1937 гг. по 1939 г. был катастрофически ослаблен критический подход читателей к жанру военных утопий. Реакция на роман «На Востоке» (1936), в отличие от «Первого удара», была более сдержанной и иногда суровой. Повесть Шпанова в 1939 г. не встретила подобного сопротивления читательской аудитории. Понадобится трагедия 41-го года, чтобы современники иначе, более чем критически осудили сюжет «Первого удара»[273].
О доверии к жанру военных утопий можно судить по творческой рефлексии, которая последовала со стороны читателей и зрителей (знаменитый американский писатель Э. Синклер, ознакомившись с романом «На Востоке», даже выскажет пожелание написать вместе с П. Павленко роман о вооруженных конфликтах в Азии). Любительские разноуровневые фантазии мало чем отличались от исходных произведений. В очерке Л. Лось «Если завтра война» о вероятной операции Красной Армии против японских войск была воплощена фантазия группы молодых мытищинских рабочих, чьи имена автор присвоит персонажам. Одна из воинских частей получает приказ высадиться в тылу самураев, «разрубить все связи между штабом корпуса и частями, внести в ряды врага панику и тем самым обеспечить наступление главным силам советских войск». С высоты семи тысяч метров советские воины десантируются во вражеском тылу. Обманув японские посты, советские бойцы осторожно подошли к штабу противника. Молниеносный удар не оставил противнику шансов на сопротивление. Штаб был уничтожен, японские офицеры без единого выстрела сдались в плен. Между сопками красноармейцы подготовили площадку, на которую совершают посадку тяжелые самолеты с бронетехникой:
272
Гайдар на войне // Литературное наследство. — М., 1966. — Т. 78. — Кн. 2. — С. 376; Гайдар А. П. Собрание сочинений. — М., 1982. — Т. 4. — С. 310.
273
Ветеран войны В. А. Смирнов в письме академику А. М. Самсонову подытожил предвоенные ожидания, связанные с повестью Первый удар, реальным опытом Великой Отечественной: «Сейчас об этом стыдно читать, но это было». (Самсонов А. М. Знать и помнить: Диалог историка с читателем. — М., 1988. - с. 79).