— Хорошо, — я не хотела, чтобы какие-либо сомнения между мной и Дамианом затронули ее. — Как она?
— Дерзкая. Она сказала, что была рада, ударив меня по яйцам, когда впервые меня увидела. Я заслужил это, поскольку у ее мамы только девять накрашенных ногтей, вместо десяти.
— Она дала тебе по яйцам? — моя губа дернулась при мысли об этом.
— Проклятье, едва ли не выбила мои причиндалы. Сегодня она еще мне угрожала. Сказала, что будет намного хуже, если я сделаю хоть что-то, что причинит тебе боль снова.
— Обычный разговор отца и дочери, да?
— Она говорила. Я слушал. Затем я приготовил ей кое-что поесть и отправил домой.
Я подумала о последнем разе, когда Дамиан готовил для меня.
Плантано на горячих камнях под чернильным небом.
Когда были только мы — два человека во всем мире.
— Мой автобус приехал.
Он бросил на него один взгляд и поморщился. Я понимала, что он хотел бы закинуть меня на плечо и бросить в свой автомобиль. Вместо этого он одарил меня холодным кивком и проследил, как я поднимаюсь на платформу. Затем он ехал за автобусом вплоть до моей остановки, прежде чем уехать в Каса Палома.
На следующий день Дамиан снова приехал в Вальдеморо. Он не разговаривал, не бродил поблизости от киоска, где я работала, он нарисовался, когда я была готова уйти, и присоединился ко мне по дороге к автобусной остановке.
— Что ты делаешь? — я понятия не имела, какую игру он затеял, но это было неловко.
— Ловлю попутку.
Аррр. Он невозможен.
— Я помог Сьерре с домашним заданием, — сказал он. — У нее завтра тест по математике.
Я почувствовала внезапную ревность. Они сближались. Каждый день после школы. Я должна совершать обход по графику в тюрьме, что подразумевает поздний приход домой. Когда Сьерра начала ходить в школу, я наняла няню, чтобы та забирала и присматривала за ней, пока меня нет. Это не продлилось долго. Сьерра — личность упрямая и решительно самостоятельная.
В точности как ее отец. Я почувствовала на собственном опыте раздражение МаМаЛу.
— Эстебандидо! — вопила она.
Когда мы зашли в приехавший автобус, Дамиан искоса посмотрел на молодого парня, и тот встал и уступил мне место.
Я положила сумки на колени, когда втиснулась между матерью, возившейся с волосами своего ребенка, и мужчиной с порножурналом.
Мы сделали шесть стильных сумок из темно-красной кожи с бежевыми ремешками, на которую я ставила свой стандартный логотип «УАМ!», созданный в память об Уоррене, Адриане и МаМаЛу. Леди возле меня оставила расческу торчать в волосах дочери, чтобы восхищенно пробежаться своими руками по сумкам ручной работы. Дамиан покачивался передо мной, держась за верхние брусья, пока мы ехали в Паза-дель-Мар.
Большинство пассажиров вышли на главной площади. Когда мы оставили витрины, кафе и стенды продавцов позади, Дамиан сел напротив меня.
— Что? — спросила я.
— Ничего, — ответил он. — Просто сидя здесь размышляю, как много ты достигла, и как я ошеломлен тем, насколько сильно я тебя люблю.
Он, смутившись, уставился в окно, и весь мой мир перевернулся под гудение автобуса. Я осмотрела себя и увидела тусклую, жалкую версию человека, которым была раньше. Я не делала педикюр годами.
Пальцы на ногах выглядывали из пары сандалий (моя разработка) на низком каблуке, которые не произвели фурора. Ремни были слишком громоздкими, но подошвы были мягкими и прочными, поэтому я решила сохранить их. Мои густые до талии волосы были заплетены в небрежную косу, и на мне была легкая многоярусная юбка с топом. Я была далека от той модницы, которую он похитил. Хотела бы я видеть себя его глазами. Впрочем, Дамиан никогда не смотрел на меня глазами. Он смотрел на меня душой.
Я ничего не произнесла, когда он вышел со мной из автобуса. Он забрал у меня сумки и отнес их вверх по лестнице в мой кондоминиум.
— Хочешь… войти? — спросила я, когда он повернулся, собираясь уйти. Я не хотела чтобы он уходил, хотя часть разума скандировала: не впускай его, не впускай его, не впускай его.
— Когда ты действительно этого захочешь, güeritа, — он ушел, прежде чем я смогла сказать хоть что-то.
— Это был Бандидо? — спросила Сьерра, когда я открыла дверь.
— Да. И ты должна перестать звать его так.
— Бандидо, — повторила она.
— Бан-Пап-о, — она обдумывала слово, когда склонилась над своими книгами.
— Папа, — она забросила то, чем занималась, и уставилась в пространство. Затем подняла ручку и кивнула.
— Папа, — произнесла она мягко, снова пробуя на вкус слово.