Мне не нравились бушующие эмоции. Я должна быть благодарна за то, что это она, а не я трахаюсь с ним, но я чувствовала себя униженной. Подавленной. Отвергнутой. Я должна ощущать отвращение к звукам их секса, ведь я ненавижу Дамиана, но я была слабой и растерянной.
Женщина закричала, когда кончила — острый, прерывистый стон. Все затихло кроме тяжелого дыхания. Но это не продлилось долго. Шлепки возобновились. И я слышала, как она умоляла, просила, но я не знала, о чем именно — остановиться или не останавливаться.
Они отошли от двери. Что-то стукнуло. Заскреблось на полу. Я закрыла глаза, надеясь заглушить эти гортанные звуки, доносящиеся из-за двери. Мы делаем глупую вещь — закрываем глаза — пытаясь скрыться от шума, который не хотим слышать. Но становится только хуже. Теперь я могла представить их в комнате: она, согнувшись, стоит у стула, пока он имеет ее, словно животное, потому что секс с Дамианом звучал так — дикий, первобытный, свирепый.
Это продолжалось целую вечность. Человек превратился в зверя. Кончая, он издал серию коротких резких звуков. Я стиснула зубы, понимая, что прошла через все это, будто была там с ним.
Женщина сказала что-то, но это было слишком тихо для меня, чтобы различить. Мне показалось, что я услышала смех Дамиана, но не могла представить его, когда он смеется ― не могла — поэтому мне пришлось фантазировать. Они тихо говорили некоторое время. Потом я услышала их шаги на палубе.
Дамиан платил мужчинам, или женщине, или всем им. Топливо, вода и хороший трах для владельца. Мы все что-то получили. А я не воспользовалась шансом на побег. Я услышала звук мотора, когда мужчины отплывали.
Дамиан зашел в комнату, когда они ушли. Он все еще был в бейсболке. Я сомневалась, позволил ли он женщине увидеть его лицо, если он вообще раздевался. Наверное, просто приспустил штаны и взял ее у двери.
Он посмотрел на меня, я лежала на кровати, мои ноги были расставлены, и ничего кроме шортиков и лифчика.
— Ужин, — сказал он, когда убрал повязку с моего рта.
— Я не голодна.
Он развязал мои запястья и ноги.
— Кажется, ты становишься забывчивой, — сказал он тихо, нарочно внимательно осматривая мой палец.
Ему не нужно было ничего говорить. Я ненавидела его и себя за то, что позволила ему сломать меня. Я последовала за ним к выходу, потирая затекшие запястья. Он развернул засаленный бумажный пакетик, вытащил оттуда пару хот-догов и положил на тарелку. Я должна была отдать душу за них, потому что ела только рис и рыбу на протяжении всех дней, но все, что я смогла уловить — это Запах Шлюхи. Сушилка для посуды была на полу, казалось, будто ее просто скинули с кухонной тумбы.
— Ешь.
Дамиан проглотил свою долю и взялся разбирать покупки, которые принес.
Когда холодильник был забит, он взял консервный нож и открыл банку сгущенного молока. Я наблюдала, как он выливает его в чистую баночку с крышкой. Я предположила, что это хранится лучше, чем свежее молоко. Он повернулся к кофеварке и начал отмерять кофе.
Мой взгляд метнулся к рваной, металлической части банки, которую он открыл. Она лежала в мусоре, возле моих ног. Я протянула руку и взяла ее. Дамиан все еще стоял спиной ко мне.
Я коснулась кусочка жести и почувствовала резкие, колючие края. Это мне необходимо, чтобы погрузиться в его уязвимое место.
На счет пять, Скай. На счет пять.
Я глубоко вдохнула и начал считать.
5, 4, 3, ,2 ,1…
Я поймала его, когда он повернулся. Это был идеальный порез, но потом он перехватил мое запястье, и я не смогла вонзиться глубже. Его глаза расширились от острой боли, прежде чем жесткий хрясь его удара не настиг меня. Он бросил меня через всю кухню, у меня на щеке остался отпечаток его ладони.
Он вырвал кусок металла из своей шеи и прижал руку к ране. Я хотела, чтобы его кровь пролилась там же, где и моя. Я хотела, чтобы он упал на колени и умер в бассейне красной мести. Я хотела видеть себя в его глазах, когда он вздохнет в последний раз.