И снова. Еще один легкий удар. Дамиан обернулся. Звук исходил от старого тайника, в котором он раньше прятался. Это был тот самый тайник, из которого он наблюдал за Скай и МаМаЛу, когда они сорвали встречу Уоррена.
Дамиан остановился перед ним и услышал отчетливый звук. Возможно, это была птица или бездомная кошка, и существо видело его. Впрочем, это могло быть нечто менее безвредное, например, змея. Дамиан встал на четвереньки и медленно открыл дверцу.
Это была худенькая крошка с загорелой кожей и длинной неряшливой косичкой. Ее согнутые в коленях ноги подпирали подбородок, а огромные глаза цвета какао уставились на Дамиана. Она была одета в белую рубашку со школьной эмблемой и темно-синюю юбку. Ее носки были перекошены, один натянут до колена, другой болтался на лодыжке.
— Все хорошо, — сказал Дамиан, когда она настороженно посмотрела на него. — Тебе не нужно прятаться.
Он протянул руку, но она отказалась принять ее.
Последнее, что он ожидал найти, так это маленькую девочку, прячущуюся в тайнике. Возможно, ее отец был одним из рабочих, которых он нанял, и она пришла навестить его. Возможно, она направлялась в школу, и любопытство привело ее в Каса Палома — она ходила мимо заброшенного дома, а вот внезапно в нем закипела работа. Бригада ремонтников, которая то приезжала, то уезжала на грязных грузовиках, сверление, лязганье, бабаханье, стуки. Тележки разбитых плит и старых половых досок были выстроены в линию возле ворот. И раскинувшиеся вдоль ограждения цветы, которые так долго были вялыми и мертвыми, теперь казались пышными и зелеными. Дамиан был удивлен, что никто до сих пор не рискнул проверить. Маленькая девочка была первой гостьей, и очевидно она боялась, что ее поймают.
— Я не обижу тебя, — он откинулся на пятки и ждал, пока она его оценивала.
Он, должно быть, активировал ее сканер опасности — девочка вылезла из укрытия и встала напротив, теребя подол юбки. Дамиан слишком хорошо помнил это ощущение, когда ты знаешь, что у тебя проблемы, но понятия не имеешь, как поступить. Во многих случаях это было хуже, чем само наказание.
— Как тебя зовут? — спросил он.
На мгновение она уставилась на него, прежде чем опустила взгляд на свою обувь. Туфли были потрепанными и выглядели так, будто прошли огонь, воду и медные трубы.
— Ты живешь неподалеку? — он склонился ближе, пытаясь встретить ее взгляд.
— Отвали от меня! — она отвела ногу назад и жестко заехала ему прямо по шарам.
Контакт был, что называется, полным.
Черт, за что? В неверии Дамиан посмотрел на девочку и рухнул на пол, зажав руками яички в запоздалой попытке защититься.
Охтыжебтвоюмать. Это. Охрененно. Больно.
Он согнулся пополам, пытаясь отдышаться.
Боль от яичек зажгла в его брюшных мышцах адское пламя, а потом перебралась в почки. Каждая мышца от колен к груди как будто сжалась в судороге. У Дамиана начала кружиться голова. Сильно затошнило, но он подавил рвоту, так как малейшее движение только усилило бы боль. После несколько резких, мучительных вздохов, боль перешла в тупую пульсацию.
Дамиан открыл глаза. Девочки не было. Его яйца были разбиты. Уничтожены. Он однозначно уверен в этом. Он лежал на полу, мысленно исследуя свое тело.
Ноги? Ну да, все еще на месте.
Руки? Есть. И функционируют.
Туловище? Все органы работают нормально.
Причиндалы?
Ну же, причиндалы? Живы, капитан. Не счастливы, но живы.
Дамиан сделал глубокий вдох и уставился на пустое место в тайнике. Он пережил восемь лет тюрьмы, но один удар маленькой девчушки отправил его в нокаут и поверг в шок. Он лежал, свернувшись как ребенок, и смеялся. Впервые со времен Скай и острова Дамиан смеялся долго и сильно, придерживая свои шары, пока они болезненно негодовали.
Глава 30
Одна комната в Каса Палома оставалась нетронутой. Дамиан игнорировал ее так долго, как только мог, и хотя дверь в комнату Скай оставалась закрытой, она взывала к нему каждый раз, когда он проходил мимо.
И когда Дамиан наконец-то вошел, он пробудил призраков детства, смеющихся, прыгающих и поющих песни на кровати. Они разбросали пожелтевших бумажных животных на его пути и наполнили его разум отдаленным шепотом воспоминаний. Теперь было не спрятаться. Теперь не было барьера, чтобы держать их в страхе, никаких оков гнева или ненависти, чтобы отогнать их прочь. Он слышал их, видел их, чувствовал их всех.