Мне не хватало маминого кулона. Не хватало фаланги мизинца и длинных волос. Я будто рассыпалась, кусочек за кусочком. Разрушалась, как скала под натиском волн.
Я поднялась на палубу впервые с тех пор, как Дамиан выбросил мой медальон. Мы плыли на средних размеров яхте, достаточно мощной для выходов в открытое море, вместе с тем довольно неприметной. Оставив судно свободно дрейфовать, Дамиан устроился на палубе с удочкой – поймать что-нибудь к ужину.
Я подошла к перилам, спиной ощущая его пристальный взгляд. Яхта взрезала водную гладь, деля ее на два пенных потока. Мне стало интересно, насколько там глубоко и как долго я продержусь, когда вода проникнет мне в легкие. Я всерьез задумалась: не лучше ли пойти ко дну несломленной, чем мучительно терять себя, частичка за частичкой?
Прости меня, папа.
Я покосилась на Дамиана. Он замер, как зверь в засаде, – словно прекрасно понимал, что за мысли бродят в моей голове. Я узнала эту позу: весь подобрался, мышцы напряжены. Он выглядел так же перед тем, как бросился на меня с ножом.
Ублюдок. Он ни за что не позволит мне спрыгнуть. Повалит прежде, чем я сделаю шаг. Я всецело ему принадлежала – моя судьба, моя жизнь, моя смерть. Не нужно слов – все читалось во взгляде. Он приказывал отойти от края. Я подчинилась и, не в силах больше сдерживаться, зарыдала.
Я плакала совсем как в тот день, когда Гидеон Бенедикт Сент-Джон порвал мое колье, оставив на шее красный след от цепочки.
Эстебан разыскал меня; он рвался устроить Гидиоту взбучку.
– Не смей! – Я заставила его поклясться. – Ты же знаешь, что будет, если снова попадешь в переделку.
– Плевать! – Он откинул волосы со лба.
Этот жест означал, что Эстебан не шутит.
– Пожалуйста, не надо! МамаЛу отошлет тебя к дяде, и мы больше никогда не увидимся.
– МамаЛу блефует.
Эстебан с раннего детства называл свою мать «МамаЛу». Он начал лопотать нечто среднее между «мамой» и ее именем «Мария Луиза», а остальные подхватили. Теперь ее так величали все, кроме Виктора Мадеры, одного из отцовских работников. Тот называл ее полным именем, что ей явно не нравилось. Да и самого Виктора она недолюбливала.
– МамаЛу сказала: еще раз набедокуришь – отправит тебя к дядюшке.
– Ха! – фыркнул Эстебан. – Да она и дня без меня не выдержит!
Чистая правда. МамаЛу и Эстебан были неразлучны – они любили друг друга всем сердцем, хоть и постоянно ругались. А я не могла представить свою жизнь без этой парочки. Они жили во флигеле для прислуги, поодаль от особняка, но порой я слышала их перебранки даже со второго этажа – например, однажды, когда Эстебан пропадал весь день и вернулся только за полночь.
Виной был открывшийся в городке кинотеатр. Там крутили вестерн «Хороший, плохой, злой», и Эстебан посмотрел его четыре раза подряд. МамаЛу нашла на сына управу: замахнулась метлой, как только тот показался на пороге.
– Эстебандидо!
Эстебан знал: когда МамаЛу его так называет, хорошего не жди. Даже из своей комнаты я услышала, как он взвыл от боли. На следующее утро он пришел выполнять работу по дому в образе Блондинчика – персонажа, которого воплотил на экране Клинт Иствуд. Кутаясь в материнскую шаль, Эстебан постоянно щурился и не выпускал изо рта обструганную веточку.
Годом позже он посмотрел «Выход дракона» и возомнил себя Брюсом Ли.
– Что ты делаешь, Скай?
– Сражаюсь и не отступаю. – Я выпалила заученную фразу – цитату из какого-то фильма, полюбившегося Эстебану.
– Готова? На счет «пять»!
Раз, два, три, четыре, пять…
Я должна была вывернуться из удушающего захвата. Обеими руками я схватила его за предплечье и попыталась выполнить прием, которому он учил: зацепить своей ногой ногу соперника, затем резко развернуться и оттолкнуть его прочь.
Мы повалились на траву – барахтающаяся куча рук и ног. Я расхохоталась. Эстебан заключил, что мои боевые навыки оставляют желать лучшего.
– Тебе практики не хватает. И дисциплины. Как ты наваляешь Гидиоту, если даже со мной не справилась?