А ещё хищники редко проникают в жилые дома в самом центре Миддлдэка.
Лэйд задумчиво провёл пальцем по полу возле мертвеца, чтобы потом изучить его при свете фонарика. Если речь идёт о нападении хищника, почти наверняка неподалёку от тела обнаружится его шерсть. Но шерсти не было. Единственное, что обнаружил Лэйд на грязном полу — небольшое количество жирной белёсой пыли, показавшейся ему смутно знакомой. Эта же пыль в некоторых местах покрывала и тело садовника.
Пока Лэйд размышлял, механически собирая пальцем пыль, Саливан сделал несколько быстрых решительных шагов в сторону гостиной. Едва ли ещё рассчитывал застать врасплох грабителей, скорее, пытался понять, что происходит в этом проклятом доме, который пыталось захватить разложение.
— Лэйд, — произнёс он вдруг громко, уже не таясь, — Идите-ка лучше сюда.
— Сейчас. Я хочу понять, чем покрыт этот бедняга. Такая, знаете, странная пыль, что-то вроде застывшего жира или стеарина…
— Идите сюда, Лэйд.
Судя по звенящему от напряжения голосу Саливана, тот обнаружил что-то куда более важное, чем прелестную репродукцию Чарльза Барбера на стене или милую гостиничную кушетку. Что-то, что уже имело отношение к нему, Лэйду Лайвстоуну, хоть и заранее вызывало у него отвращение.
— Вы нашли миссис Гаррисон? — спросил он, нарочно медля, прежде чем подняться на ноги.
Он уже догадывался, что увидит в гостиной. Догадывался с той самой секунды, когда переступил порог дома. Нет, понял он, даже раньше. С того проклятого мига, когда зазвонил колокольчик в его бакалейной лавке.
Можно надеяться даже на то, что акула, отведавшая твоей крови, рано или поздно забудет про тебя. Но по-настоящему древние чудовища никогда ничего не забывают.
— Эйф! — он уже не пытался говорить тихо, — Чего вы молчите, Эйф?
— Я нашёл их, — как-то очень сухо и медленно произнёс Саливан, — Миссис Гаррисон и Эсси. То есть, я думаю, что это они. Да, наверно.
— Я думал, вы констебль, — проворчал Лэйд, — Чему только вас учат…
— Посмотрите сами, мистер Лайвстоун. Посмотрите сами.
И Лэйд посмотрел.
Несмотря на горящий камин и яркий свет фонаря, Лэйду потребовалось много времени, чтобы понять, что именно он видит. А поняв — рефлекторно прижать ладонь к солнечному сплетению, пытаясь унять тошнотворное шевеление в желудке. Он даже ощутил во рту солёный привкус моллюсков — кажется, это съеденные в «Глупой Утке» ханги в виноградных листьях вдруг вознамерились вернуться в свой прежний мир… Судя по хлюпающим звукам, которые производил Саливан, нечто подобное сейчас происходило и с кофе в его желудке.
Они лежали в гостиной, связанные шнуром от штор, неподвижно вытянувшись во весь рост, точно куклы, с которыми кому-то надоело играть, не убранные на своё место. Нет, вдруг подумал Лэйд, отчаянно стискивая зубы и ощущая тошнотворно-солёный привкус моллюсков — точно куклы, попавшие в руки мальчишке-садисту.
Их рты были широко раскрыты и набиты углём. Так плотно, что челюсти неестественно широко распахнулись, выломанные из своих суставов. Тот, кто это сделал, хотел не просто заставить их молчать. Нет, он преследовал другие цели — и должен был потратить чертовски много времени, чтобы достичь своего. Может, несколько часов. Может — Лэйд ощутил ледяной ожог пота между лопатками — несколько дней.
Глаза миссис Гаррисон и её камеристки казались широко распахнутыми, выпученными, но это было лишь иллюзией, рождённой скудным освещением гостиной. Глаз у них уже не было. Их глазницы были инкрустированы медными шишечками с каминной решётки. Медь была превосходно натёрта и теперь в полумраке глаза старой леди и её служанки казались горящими неярким жёлтым огнём.
Убийца аккуратно удалил с них одежду, но Лэйд не ощутил и толики смущения, видя их обнажённые тела — оставленные на них следы были столь страшны, что не оставляли места для прочих чувств, кроме ужаса. Он отчётливо видел для бледной старушечьей коже следы, которые мог оставить лишь садист-психопат. Наделённый огромным запасом терпения и, без сомнения, склонностью к тонкой работе. И ещё незаурядной фантазией.
В попытке причинить своим жертвам как можно более страшные мучения, он, кажется, использовал в качестве пыточного арсенала весь запас мелких вещиц, который обнаружил в доме. Мёртвая плоть была усеяна целыми россыпями булавок и мелких обувных гвоздей, вогнанных не очень глубоко, но очень тщательно. Дряблая мёртвая кожа казалась туго натянута там, где в открытые раны и язвы были втиснуты напёрстки, костяные пуговицы и обломки гребней. В краю одной из ран, на удивление ровно заштопанной сапожной дратвой, Лэйд едва ли не с ужасом обнаружил край чайного ситечка.