— Левиафан беспокоится? — спросил он, безотчётно понизив голос до шёпота, — Ты это имеешь в виду?
Капитан вздрогнул, как от удара гальваническим током.
— И какой бы ещё предмет ни очутился в хаосе пасти этого чудовища, — забормотал он, прикрыв глаза, — будь то зверь, корабль или камень, мгновенно исчезает он в его огромной зловонной глотке и гибнет в чёрной бездне его брюха…
— Плутарх, «Моралии», — Лэйд подавил желание тряхнуть китобоя за ветхий ворот его плаща, — Я знаю. Что ты имел в виду, когда сказал, что Он беспокоится? Он зол? Он тревожен?
Где-то за спиной Лэйда скрипнула задняя дверь «Глупой Утки» и раздался плеск — это автоматон Макензи отправил в сточную канаву свежие помои. Крякнул где-то вдалеке изношенным клаксоном локомобиль. Лёгкий порыв ветра лениво качнул вывеску «Скобяных товаров» Скара Торвардсона.
Обычные для полуденного Хукахука звуки, не более зловещие, чем крики утренних чаек, залетавших из Клифа, чтобы порыться в отбросах. Но Капитан задрожал так, будто это была канонада, обрушившаяся на остров. Он рухнул на колени и, прежде чем Лэйд успел что-то сделать, распахнул на груди свою ветхую хламиду.
Под выцветшими лохмотьями скрывалось вполне обычное человеческое тело, разве что истощённое сверх всякого предела — грудная клетка выглядела несуразно большой на фоне втянувшегося живота, рёбра торчали наособицу. Но Лэйда замутило не от этого и, уж конечно, не от вида обнажённого капитанского естества. Тело китобоя, точно подушечка для булавок, было истыкано по меньшей мере двумя дюжинами торчащих из иссохшей плоти игл. Это были самые разнообразные иглы, обычно не более дюйма-двух в длину. Бронзовые, изящно выточенные умелым ремесленником. Грубые костяные, покрытые едва видимыми вырезанными узорами. Деревянные, обмотанные пучками разноцветных ниток и птичьими перьями… Капитан судорожно впился в несколько из них и, прежде чем Лэйд успел хотя бы отвернуться, всадил их ещё глубже в плоть.
Пароксизм боли был столь силён, что тело китобоя выгнулось дугой, однако не упало. Больше всего Лэйда удивило то, что из многочисленных ран не выступила кровь, лишь немного мутно-жёлтой сукровицы, похожей на ворвань. Капитан застонал сквозь зубы, но этот стон почему-то не казался звуком из числа тех, которые рефлекторно издаёт несовершенное человеческое тело, ощущая боль.
— Бросьте, — пробормотал Лэйд, ощущая ужасную неловкость, — Только этого зрелища не хватает клиентам «Утки»…
Никто в точности не знал, отчего китобои умерщвляют свою плоть столь варварским образом, как и того, отчего они не умирают, покрывшись с ног до головы язвами в сыром тропическом климате Нового Бангора. Поговаривали лишь, количество шипов, которыми они себя пронзают, соответствует иерархии в их безумной и подчинённой столь же безумным правилам, касте; чем выше сан, тем большее количество ран они вынуждены наносить себе. Поговаривали и о том, что верховные адепты китобоев украшены таким количеством игл, что утратили способность самостоятельно передвигаться, превратившись в подобие ежей.
Так это или нет, Лэйд не смог бы сказать — китобои редко забредали в оживлённые районы города вроде Миддлдэка. Чаще всего они ютились на окраинах Лонг-Джона, находя прибежища среди монолитных складских шеренг, или в Клифе, где домом им служили брошенные на мелководье остовы кораблей.
Прежде чем Капитан запахнул наконец свой плащ, Лэйд заметил то, на что прежде не обращал внимания. Каждая игла, пронзившая его плоть, была не совсем иглой. Это были гарпуны — миниатюрные подобия тех огромных копий, которыми рыбаки бьют в море китов.
— Он беспокоится, — вдруг удивительно членораздельно произнёс Капитан, вперив в лицо Лэйда свой блуждающий, похожий на океанскую бездну, взгляд, обладающий способностью выворачивать душу наизнанку, — Его что-то беспокоит в последнее время. Быть может, его беспокоишь ты, Лэйд Лайвстоун, Тигр Нового Бангора.
Изжога вдруг сделалась сильнее. Настолько, что Лэйд стиснул зубы.
Капитан плёлся в Хукахука не для того, чтоб промочить глотку пивом из «Глупой Утки», вдруг понял он. Он искал меня. Шёл, как заплутавший корабль — на отблеск маяка в облаках. Корабль, лишённый парусов и экипажа — обречённая до конца времён болтаться на волнах ореховая скорлупка. Он хотел меня предупредить. Наверно, мне надо поблагодарить его. Жаль, что китобои не понимают, что такое благодарность…
— Он зол на меня? Ему скучно? Он раздражён?
Капитан прикрыл глаза, на миг даровав Лэйду облегчение.
— Не знаю. Но в его беспокойстве — твой запах. Запах человека, который называет себя Лэйдом Лайвстоуном.