Стивен грустно вздохнул. Что же, она в гневе, ей было обидно. Девушка имела право на это. Он исполнит ее желание, но ответ ей все равно придется нести самой. Только ей одной. Чародей повернулся боком и тихо сказал с улыбкой:
— Поцелуй меня и твое желание исполнится.
— Исполнится? Ты, конечно же, шутишь, да? Издеваешься?
— Ты ничего не потеряешь, ведь так? — мужчина пожал плечами, тихо шепнув, — Просто поцелуй.
Она долго смотрела ему в глаза, сама не понимая, отчего ее так влекло к нему. Почему казалось, что каждое его слово — это правда. Девушка будто мотылек, что летел на пламя свечи. Та подошла вплотную и медленно наклонилась, заправив прядь волос за ухо. Губы у него были теплые и сухие, сквозь них чувствовался вкус виски. Она лишь слегка притронулась, скорее украдкой, а потом так же медленно, плавно отстранилась, поджав губы, ощущая вкус того, что он только что пил.
— Надеюсь, — он посмотрел на нее с просьбой, — Ты не пожалеешь о том, что попросила. Ведь у Вселенной есть уши, а у меня бумага и чернила.
Девушка отвела взгляд в сторону. Ей было то ли неловко, то ли стыдно. Вечер казался сумбурным, странным и чудаковатым, но она продолжала ощущать вкус виски. Когда же она пришла домой, то сняла синие туфли на высоком каблуке, скинула платье и рухнула на кровать, обняв подушку руками. Болезненно всхлипнула от подступающих слез. Грязный, гнилой мир, а она заблудившаяся в этом мрачном месте овца, лишенная своего пастуха.
Джессика открыла глаза от слепящего солнца. На будильнике было семь утра — еще немного и она опоздала бы. Блондинка подскочила с кровати, быстро побежала в ванную комнату, наспех расчесалась, собирая волосы в высокий хвост, помылась и почистила зубы. Девушка столь же быстро помчалась обратно на кухню, заварив себе растворимый кофе, без сахара, без сливок. Плохо размешанный и столь же плохо растворившийся. Он мелким осадком проникал в горло и обжигал стенки желудка. Этот кофе был как вся ее жизнь — одна сплошная дрянь, а на дне гнилая жижа. Наша героиня оделась в первое попавшееся платье, следом надела черные туфли и взяла маленькую сумку. Работа клерка, лишенная лица и индивидуальности. Она была одной из них.
Такси по первому мановению ее руки прибыло, и она запрыгнула, хлопнув дверью. Девушка наспех сказала адрес, достав из сумочки помаду и зеркальце, обвела светло-розовой помадой вычерченный контур губ и украдкой посмотрела вперед. Таксист, пока светофор горел красным, неотрывно разглядывал ее. Столь долго, что это уже вызывало испуг. Наконец, мужчина тихо выдохнул:
— Вы прекрасны. Не знаю, говорили ли вам это.
— Ну, — она смущенно дернула плечом, — нет.
— Так вот, я говорю, — она не видела лица таксиста, но он чуть приподнял брови, внимательно продолжая смотреть прямо на нее, — Вы прекрасны.
Девушка, сильно смутившись, потупила взгляд, и до самой работы старалась смотреть лишь в окно, никуда более. Когда она открыла дверцу, желая расплатиться, водитель отказался от денег, едва коснулся ее руки и мягко улыбнулся, вызывая у нее новый приступ смущения. Клерк покинула салон с недоумением и быстро взбежала по ступеням, стуча тонкими каблучками при каждом шаге. Вот теперь она и правда начала бояться. Каждый проходящий мимо нее мужчина оборачивался ей вслед, а на работе так и вовсе все смотрели ей в рот, что бы она не говорила. Шеф, разглядывая девушку долгим взглядом, поправил галстук, и пока блондинка декламировала проделанную работу, он вдруг поинтересовался:
— Никогда не обращал внимание…
— На что?
— Что ты такая красивая. Я будто впервые тебя вижу, Джессика. Может, ты сменила прическу?
—Нет — его сотрудница удивленно подняла брови, — Все как обычно.
— Тогда не могу понять, почему, — он сглотнул, медленно поднимаясь в кресле, — Я…
Джессика недоуменно смотрела на своего босса, что подошел к ней так близко. Она слышала, как он глубоко втягивал носом воздух, запоминая аромат ее парфюма. Смотрел так, будто это Венера, сошедшая с полотна Боттичелли. Его сотрудница отшатнулась и быстро скользнула в дверь, прижав руку к груди. Ей было не ясно, что происходило с самого утра. Блондинка быстро побежала к туалету. В женской уборной было пусто. Напротив раковины висели рядком высокие зеркала и она вглядываясь в свое отражение, пыталась понять, что, черт возьми, происходило. Догадка опустилась на ее плечи медленно, будто туман. Тот человек. Тот странный человек из бара. Она не могла вспомнить, говорил ли он свое имя ей? Вроде бы нет, но он точно был странным. Пожалуй, самым странным из всех, кого она встречала. Она лишь помнила, что глаза его были до невозможности яркими, цвета виридиан. Только глаза, больше ничего. Этот человек смотрел будто в самую глубь ее души, видел все существо. Самые красивые глаза в ее жизни.
Девушка оперлась на раковину. Что ей делать теперь? Желание ее исполнилось, но как теперь жить с этим желанием? Что делать с ним? Даже если она будет искать этого человека, то где гарантии, что она его найдет? Джессика поправила платье и чуть усмехнулась. Что же, значит, так тому и быть. Она получит как можно больше от этого подарка, а потом может отправиться на поиски этого чудака. Потом…
Ее ждало скорое повышение. Ее ждала безмерная любовь всех и каждого. Девушка была вольна управлять каждым мужчиной, что оказывался в ее поле, крутила и вертела ими, как ей только хотелось. Все, абсолютно все. Каждый ей был подвластен. Ее босс, что раньше не замечал ее, сейчас чуть ли не ноги ей целовал от безмерного обожания. Бывший так и вовсе на карачках приполз. Жалкие, безумно жалкие, но все в полном ее подчинении. Она упивалась этим подчинением, долго, настолько долго, что уже начала забывать себя настоящую. Свои мечты, желания. Утром ей восхищались, днем ей восхищались, вечером. Круглые сутки на нее смотрели, открыв рот. Через три месяца это начало приедаться, через полгода она выла от этой любви, а через год была не в силах больше жить с этой фатальной любовью к ней, к этим до отвращения обожающим взглядам. Девушка встала на парапет крыши, страдая и мучаясь от собственной жизни. Она на пробу улыбнулась, посмотрев на своего нового приятеля, который без тени сомнения встал рядом с ней. Джессика коротко усмехнулась, уже не в силах вспомнить даже бара, где встретила этого странного незнакомца, что отравил ее жизнь. Только эти чертовы глаза стояли перед ней, стоило ей лишь прикрыть собственные веки. Она прихватила руки своего приятеля и улыбнулась, тихо сказав:
— Знаешь, — она облизнула губы, — Я чувствую себя, как в клетке. Сама посадила себя в нее и не знаю, как выбраться. В детстве мне больше всего нравилось качаться на качелях, а сейчас… Качелей нигде толком и не найти. Это было то немногое, что приносило мне удовольствие. Взад, вперед. Вверх и вниз. Легко и так просто.
Мужчина внимательно ее слушал, смотря на нее, как голодный пес, слушая, но не слыша ее.
—Качели, — тихо сказала клерк, — Мой папа толкал меня в спину и я летела все выше и выше. Скажи, быть может, и ты согласен толкнуть меня в спину?
— Нет, я не смогу, не проси. Я ведь не смогу без тебя.
— Плохой песик. — Она горько усмехнулась.
Ее желание упасть чуть отступило. Джессика нахмурилась и в отчаянье отступила, быстро забралась внутрь дома и спустилась по лестнице, прихватив с собой туфли.
У жизни специфическое чувство юмора. Девушке, что переходила дорогу, следовало бы смотреть по сторонам и быть осторожней со своими просьбами.
Мир резко разорвался на части от боли при столкновении с лобовым стеклом седана, перед глазами стояло ночное небо Нью-Йорка. Затхлое и затянутое облаками. Блондинка вздохнула и закрыла глаза.
Стивен лишь закачал головой, снимая кольцо с ее указательного пальца. Подтверждение того, что контракт впредь аннулирован. Он со скорбью усмехнулся:
— Ты потратилась на такую ерунду. Боже, — мужчина злобно фыркнул, — Разве это было то, чего ты на самом деле хотела?
Стивен потер пальцами переносицу, взял скальпель и сделал короткий надрез для протокола. Так надо. Так положено, это ведь только он знал, как утекла из нее жизнь на самом деле. Отчего же люди так глупы, желая ерунды, и по такой же ерунде сокрушаются? Мужчина сложил серебряное кольцо в металлический лоток и цокнул языком. Теперь на его столе лежал лишь кусок мяса. Мертвый и холодный. Самый бесполезный. Стрэндж медленно, но верно расстраивался в людях все больше и больше. На что же они готовы потратить свои жизни в своих глупых желаниях?