Выбрать главу

- Зубы, - спокойно повторил Лэйд, - Около тысячи зубов внутри покинутых домов. Старые зубы, пожелтевшие от табака и времени, молодые молочные зубы, еще блестящие свежим перламутром, искусственные зубы из потускневшего золота, острые кошачьи зубы… Единственное, что не нашли, так это зубы канареек. Я так думаю, это потому, что у канареек вовсе нет зубов. А вы как считаете?

- Зубы? – Уилл несколько раз моргнул, - Просто нашли?

- Не в одной кучке, конечно. Напротив, все эти зубы оказались разложены в самых странных местах и зачастую весьма странным образом. Кое-где их сложили в кухонную посуду, кое-где вбили в паркетные щели или разложили хитрым узором на заднем дворе. Везде зубы, представляете? В оконных рамах, в зазорах и щелях, в печах и трубах… Кое-где попадались и более странные находки. Например, что-то вроде детских кукол, собранных из зубов, и даже целых инсталляций. Словно… словно здесь бродило какое-то задумчивое существо, для которого человеческие зубы были изысканным украшением вроде серпантина, которым оно декорировало интерьер.

- Карнифакс?

- Едва ли. Кровоточащий Лорд не поклонник сложных ритуалов. Но жители Малого Берцового проулка к их чести оказались достаточно благоразумны, чтобы оставить толкование этого странного события сведущим кроссарианцами. Сами они, не говоря лишнего слова, предпочли убраться подальше. С тех пор дома здесь так и стоят, брошенные, заколоченные и пустые. Ну как, достаточно информации?

- Достаточно, - подтвердил Уилл, - Или даже слишком много. Как бы то ни было, это объясняет здешнее запустение. И нам оно весьма на руку!

Он подошел к ближайшей двери и, почти не колеблясь, прикоснулся пальцами к дверной ручке, потускневшей под многими слоями патины. Сама дверь выглядела тяжелой, грубой, грузной, под стать самому дому, она давно потеряла цвет и обивку, сохранив на поверхности лишь жалкие чешуйки краски. От этого беззвучного движения у Лэйда отчего-то екнуло сердце.

- Стойте! – крикнул он, - Куда это вы направляетесь, хотел бы я знать?

Уилл не отнял руки. Напротив, набрав воздуха в грудь, провел по ней пальцем вертикальную черту. Точно художник, мысленно прикидывающий расположение деталей на холсте.

- Я думаю, вы знаете, куда я направляюсь, мистер Лайвстоун, - сказал он удивительно твердо, - Вы ведь узнали этот дом. Не могли не узнать.

Хотел не узнать, подумал Лэйд, ощущая, как душу царапает изнутри колючим кошачьим когтем, раздвигая сочащиеся жидкой старческой кровью мышечные волокна.. Напрягал силы, юлил скользкой от болезненных воспоминаний мыслью, силился обмануть сам себя, как глаза пытаются обмануть своего владельца, считывая с листа медицинского заключения название смертельно опасной болезни.

До последнего пытался притвориться, трусливо притрусить колючие воспоминания сухим хворостом прожитых лет. Отстраниться, вышвырнуть их, сжечь в пепельнице, будто можно их сжечь, эти воспоминания, как сжигают полнящиеся ядом любовные письма и фальшивые векселя…

Бессмысленно лгать себе – узнал.

Едва только увидел издали, повернув к Малому Берцовому. Как узнают в толпе людей смертельного врага, глядящего тебе в глаза. Как узнают хищный силуэт акулы в переплетении теней на морском дне. Как узнают бирку с названием яда на медицинской колбе.

Узнал все, мгновенно, безотчетно, ясно. Лопнувший трещинами сырой фасад, милосердно скрытый вуалью из гибискуса. Раздавленные временем оконные переплеты, вытряхнутые наружу и похожие на тонкие истлевшие косточки. Покосившуюся дверь, тяжелую и основательную, на фоне которой Уилл выглядел маленьким тощим воробьем. Но очень уверенным в себе воробьем.

- Если вы полагаете, что мне знакома каждая развалина в Скрэпси, вы, должно быть, слишком хорошего мнения о моих талантах как экскурсовода, - проворчал он, обнаружив, что этот тон дался ему весьма легко, - Но, кажется, я догадываюсь, куда вы клоните.

- Мне не приходилось быть знакомым с Доктором Генри, председателем клуба «Альбион», - негромко произнес Уилл, не сводя с него глаз, - Но благодаря вашим рассказам у меня сложилось впечатление, что он был необычайно подробен и скрупулезен в своих записях.

Не дожидаясь ответа, он поднял руку и, не беспокоясь о чистоте рукава, провел ладонью над притолокой, стирая многолетнюю, въевшуюся в камень, грязь. Под ней обнажилась вывеска или то, что могло именоваться вывеской в Скрэпси – старый, сколоченный из досок деревянный щит с неказистой эмблемой, нанесенной выгоревшей на солнце масляной краской. Человеку, рисовавшему ее, не помешали бы уроки у старого мистера Бесайера, однако не узнать изображенное едва ли удалось бы даже тому, кто за всю жизнь в глаза не видывал лошадь. Изогнутая железная пластина, зазубренная звездочка репейка…