- Но тогда выходит, что Поэт это…
- Ну разумеется. Поэт тоже преобразился, да и не мог не преобразиться. Вы знаете его как мистера Пульче, огромного клопа из Олд-Донована, несчастного кровопийцу, влачащего жалкое существование в своем пустом склепе. Он полагал, что спасение лежит в отказе от разума, в древних человеческих инстинктах, в интуиции. Но что есть инстинкты без любви и разума, если не примитивное животное начало? Он и стал животным, слепым и глухим ко всему, кроме крови. В его жизни нет ничего кроме вечного, снедающего его изнутри, голода, но стоит ему утолить этот голод, как он, подобно животному, превращается в безразличную и равнодушную тварь. Незавидная участь, а?
Уилл глотал ртом воздух, точно выброшенная на берег рыба.
- Хватит, - попросил он, - Я понял. Понял.
- Ну а наш любезный хозяин, Роттердрах, Великий Красный Дракон Нового Бангора – никто иной как…
Лэйд замолчал, позволив Уиллу закончить. И тот закончил, хоть и не сразу, сквозь зубы.
- Пастух. Это был Пастух.
- Совершенно верно. Самый трезвомыслящий и подозрительный из всех, мистер Тармас не доверял никому за исключением самого себя – он верил только собственным чувствам. Не подозревая, что именно они и загонят его в конце концов в ловушку.
Он убедил себя в том, что Ему нужна сделка. И он ее получил, свою сделку. Беда лишь в том, что мистер Тармас изначально не совсем верно понял ее условия, а потом уже было поздно… Вот, что бывает, когда чувства захватывают верховную власть над сущностью, отринув любовь, разум и интуицию. Теперь вы поняли, Уилл? Теперь-то вы поняли?
- Что понял? – мучительно кривясь, воскликнул Уилл, - Что?!
Лэйд не ощутил ни удовлетворения, ни злорадства.
- Почему Бумажный Тигр объявил войну Левиафану.
- Я… Нет, я… Кажется, я…
Понял. Все-таки понял. Потому так тревожно поплыли глаза и исказилось в злом беззвучном крике лицо.
- Левиафан несет гибель человеку. Вне зависимости от того, разумен Он или безмозгл, добродетелен или порочен, - Лэйд произносил эти слова тяжело и глухо, точно выкладывал перед собой на жестяную тарелочку тяжелые чеканные монеты, - Его природа делает Его проклятьем для нас, людей. Вот почему нам никогда не столковаться. Не понять друг друга и не найти общего языка. Он губит нас одним только своим прикосновением. Подумайте сами.
- Я…
Он не пытался думать, понял Лэйд. Напротив, он пытался вышвырнуть это из головы, превратить стройные логические цепочки в месиво первозданного хаоса. Лишь бы вновь вернуться мысленно в упоительный Эдемский сад, созданный его воображением. Чтоб и дальше не замечать. Не чувствовать.
Нет, подумал Лэйд, такого шанса я тебе не дам.
- Подумайте! Он не покарал мятежников, планировавших подвергнуть сомнению верховенство его власти на острове. Он не растерзал их в клочья, не утопил в прибрежных водах, не натравил на них дьявольских чудищ, хотя, бесспорно, мог. Вместо этого он сделал нечто еще более страшное. Дал им то, чего они хотели. Выполнил их желания.
- Они не хотели этого!
- Хотели, - Лэйд одним взглядом заставил зубы Уилла лязгнуть, перекрывая поток возражений, - Хотели, Уилл. Графиня хотела любви – и она стала любовью, бездонной и безграничной, не испорченной никакими прочими чувствами. Должно быть, ей не хватало этого в жизни, чистой искренней любви. Уризен с упоением бьется с самым сложным во Вселенной уравнением, отщипывая от него крохи. Он привык все проблемы сводить к уравнениям, полагая, что трезвый разум – мерило всего сущего во Вселенной, он тоже получил, что искал. Ортоне Он подарил возможность отринуть то, что мучило его всю жизнь, сковывавшие его нормы и условности. Да, теперь он ощущает голод, но он и прежде его ощущал, заглушая вином, морфием и рыбой. Тармас полагал, что способен договориться с кем-угодно, в конце концов он убедил себя в том, что весь мир – это система уступок и компромиссов, в которой он – самый большой и здравомыслящий хитрец.
- Он не карал их, - пробормотал Уилл, - Он… дал им то, чего им не хватало.
- Да. По своему разумению, конечно. Вот вам один из извечных законов человеческих страстей, Уилл, мы часто безотчетно желаем чего-то, что может нас уничтожить – желаем подчас безотчетно, но, видимо, это и есть то, что делает нас людьми. Беда в том, что Ему не под силу с этим разобраться.