Полковник Уизерс нахмурился.
— Мистер Лайвстоун, послушайте…
— Не стану ничего слушать, — отрезал Лэйд, надевая шляпу, — И участвовать в этом тоже не стану, несмотря на все ваши посулы и угрозы. Догадываюсь, отчего вы ко мне обратились. Должно быть, очередной бедолага из числа тех, кого вы лицемерно именуете гостями, настолько нахлебался прелестей Нового Бангора, что решил, что с него довольно и вознамерился вышибить себе мозги. А ваш хозяин еще не наигрался со своей новой игрушкой и страсть как не хочет с ней расставаться. Поэтому ваши великие крысиные мудрецы решили, что старому каторжнику, который давно свыкся с мыслью о своем положении, ничего не стоит поболтать по душам с молодым товарищем и убедить его не предпринимать излишне поспешных поступков. Я ведь прав?
— Мистер Лайвстоун, боюсь, вы все неверно поняли.
— Не буду! — рявкнул Лэйд, потрясая тростью, — Пусть вышибет себе мозги! Слышите? Это милосерднее, чем четверть века медленно сходить с ума, плутая в миражах, сражаясь с собственными кошмарами и ощущать себя кукольным болванчиком в личном театре распроклятого Левиафана! Да, слышите, пусть вышибет! Прямо на ближайшую стену! Я только порадуюсь за него, полковник! Будь у меня хоть толика смелости, я бы сам сделал это еще давным-давно, но…
— Вы не поняли! — потеряв терпение, полковник Уизерс беззвучно оторвался от стойки, мгновенно увеличившись в размерах, и замер неподвижной черной тенью, неподвижной и тяжелой, как тень могильной плиты, — Канцелярия не хочет, чтоб этот человек умирал. Но Канцелярия не хочет так же и того, чтоб он стал жителем Нового Бангора.
— Тогда чего хочет ваша дьявольская Канцелярия? — прорычал, едва сдерживаясь, Лэйд, — Чего хочет ваша крысиная клика?!
Полковник Уизерс сделал глубокий вдох. Едва ли ему требовался воздух, чтобы поддерживать жизнь в своем псевдо-человеческом теле, скорее, он лишь хотел обозначить паузу, подготавливая Лэйда к тому, что должно быть произнесено.
— Канцелярия хочет, чтоб он покинул остров.
Вот тут у его ног внезапно и иссякли силы. Нащупав стул, Лэйд медленно опустился на него. Мозги хаотично работали, словно фабричные шестерни Коппертауна, перемалывающие груды тяжелой руды, только работали не в едином цикле, а вразнобой, в разные стороны и беспорядочно.
Еще одна дурацкая крысиная шутка. Насмешка. Издевка, нарочно брошенная ему в лицо. Ему, человеку, отбывшему двадцать пять лет каторжного срока без права обжалования или помилования.
— Идите к черту, полковник, — хрипло произнес Лэйд, уже злясь на себя за эту минутную слабость, помешавшую ему выйти, — Уж мне ли не знать, что Он никогда не выпускает свою добычу!
Полковник Уизерс не стал возражать. Насколько помнил Лэйд, он вообще никогда не спорил. Должно быть, не возникало нужны. Вместо ответа он запустил руку в карман своего похоронного пиджака. Лэйд не знал, что увидит в его бледных пальцах, когда рука вынырнет.
Кинжал? Маленький двуствольный дерринджер? Гарроту?
А может, живого белого кролика?
Рука полковника вынырнула из кармана беззвучно. И так же беззвучно положила на стойку между ним и Лэйдом предмет. Не раздалось ни металлического лязга, ни скрипа, ни прочих звуков, которые обычно издают орудия убийства или массивные предметы. Тот, который он положил на стойку, был совсем невелик, размером с ладонь.
Небольшой прямоугольный кусок бумаги, украшенный двумя или тремя ровными типографскими строками. Какая-то Канцелярская дрянь — ордер, повестка, формуляр… Впрочем, единственная печать — маленький фиолетовый оттиск — выглядела вполне безобидной. По крайней мере, на ней не было ни одного из тех крысиных символов, которые были хорошо знакомы Лэйду еще со времен переполоха, учиненного давным-давно Альфом-Глашатаем.
— Это билет на «Мемфиду», — спокойно произнес полковник Уизерс, разглаживая бумажный лист пальцем на стойке, — Она отходит из гавани в субботу вечером девятого марта. Какой сегодня день?
— Шестое марта, — произнес Лэйд одними губами. Голосовые связки как-то вдруг обмякли, провисли, как бельевые веревки, ему пришлось тратить несоразмерно много воздуха из легких на самые простые и короткие слова, — Среда.
В голове его мгновенно щелкнули костяшки абака[10]. Сами по себе, без мысленного приказа. Чтобы получить результат им не требовалось долгих вычислений.
Три дня. Три дня, Лэйд Лайвстоун.
— Едва ли «Мемфида» похожа на королевскую яхту, — вздохнул полковник и доверительно добавил, — Честно сказать, она больше похожа на старое деревянное корыто сродни тому, в котором старик Ной давал первые морские круизы, но, надо думать, не развалится, едва лишь отчалив от острова. А значит, вполне подходит для наших нужд. Человек, о котором я говорю, должен находиться на этом судне в субботу вечером. Это условие сделки между вами и Канцелярией.
Обычный бумажный листок. Такой невесомый, что Лэйду инстинктивно хотелось накрыть его пальцем — чтоб случайный порыв сквозняка, проникший внутрь «Седого нарвала», не смел его со стойки. Но сейчас ему было даже страшно прикоснуться к нему. Как будто бумага могла быть пропитана смертоносным ядом.
Он поднял взгляд на полковника — и вздрогнул, увидев на лице печального, лишенного возраста, существа понимающую улыбку.
— Догадываюсь, о чем вы думаете, мистер Лайвстоун. Знаете, про старого Чабба многое болтают в Хукахука. Он прижимист, он любит болтать и еще более того любит есть. Он непозволительно самоуверен для джентльмена и, как поговаривают тайком, якшается с оккультными делишками. Но еще все знают, что старый Чабб никогда и ни при каких обстоятельствах не нарушает условия сделки. Это именной билет. Он выдан не вам, он действителен лишь для одного человека на этом острове. Того самого, которого вы должны уговорить покинуть Новый Бангор.
Уговорить. Покинуть. Новый. Бангор. Лэйду показалось, что его рассудок — это дверь, в которую чья-то злая и наделенная исполинской силой рука четырежды грянула литым дверным молотком. Да так, что по самым дальним закоулкам пошел гул.
Полковник Уизерс навис над стойкой приблизив к Лэйду лицо. И тот не удивился, обнаружив, что от полковника ничем не пахнет. Ни тем гнилостным запахом, смешанным с цветочным одеколоном, который обыкновенно распространяют вокруг себя гробовщики. Ни крахмалом и мылом, как пахнет обычно от всякой ткани. Ни потом или помадой для волос. Вообще ничем не пахнет.
— Выполните условие сделки, мистер Лайвстоун. И тогда… Я не буду давать громких обещаний, это не в моем характере. Скажем так, в благодарность я приложу все силы для того, чтобы однажды — однажды, Лэйд — вы сами получили такой же билет. Выписанный на ваше собственное имя. У вас ведь нет предубеждения против макрели, а?
Лэйд не понял, к чему полковник Уизерс помянул макрель. Из всех слов в его речи он понял лишь отдельные, но те удивительно ловко сплелись в единую цепь.
— Почему вы вам просто не передать этот билет ему? — спросил он сухими картонными губами, — Отправьте его с посыльным, как я отправляю покупки своим покупателям или вручите заказным письмом или…
Полковник Уизерс как-то по-особенному внимательно взглянул на него.
— Все не так просто, мистер Лайвстоун, — произнес он, — Иначе Канцелярия, конечно, не озаботилась бы поиском посредника. Все не так просто.
— Кто этот человек? — спросил Лэйд резко, — Как его зовут? Почему он сам не сбежал с острова при первой возможности?
Полковник Уизерс мягко покачал головой.
— Это все вам предстоит узнать самому. Не хочу лишать вас удовольствия. А теперь — доброй ночи. Боюсь, мне надо вас покинуть, я и так потратил непозволительно много времени для своего графика. Знаете, у нас в Канцелярии даже с заходом солнца кипит работа…
Он медленно двинулся к выходу. Спокойный, сосредоточенный и бесшумный, как исполинский церковный грим[11], посетивший похоронный обряд и теперь удовлетворенно удаляющийся с последним ударом колокола. Скоро он, должно быть, растает без следа. Возможно, едва лишь переступив порог.
10
Абак — счетная доска, использовавшаяся в Европе до XVIII-го века, развитым аналогом которого являются привычные нам счёты.
11
Церковный грим — персонаж из английского фольклора, призрак, живущий в церкви и слушающий звон ее колоколов.