Пастух ничего не сказал. Он молча раскачивался, обхватив голову руками.
— В Европу мне был путь заказан, европейские газеты потратили немало чернил и яда, воспевая подвиги Доктора Генри Слэйда, властителя вселенских тайн. В Америке меня тоже никто не ждал, тамошняя публика любит шоу с пальбой и полуголыми девицами в духе Буффало Билла, мои фокусы не снискали бы мне славы. Тогда я обратил взгляд в другую сторону, не на Запад, но на Восток. Английские колонии — вот что пришло мне в голову. Отдалённые уголки Туманного Альбиона, до которых ещё не успела добраться моя слава. Там я смог бы стяжать себе известность и деньги. Вернуть утраченное. Пройти по этому пути ещё раз, но уже куда осторожнее. Я немедля заказал билеты до самой большой английской колонии за океаном, которую только смог найти в справочнике. До Нового Бангора. Я ещё не знал, что самый большой в моей жизни фокус будет разыгран не мною, а надо мною.
Он едва не отшатнулся, увидев взгляд Пастуха — тяжёлый свирепый взгляд животного.
— Значит, всё это время вы… Вы…
— Без сомнения, Ему свойственна ирония. Уж я-то доподлинно это знаю. Он пригласил меня в Новый Бангор, чтобы показать настоящее мастерство иллюзиониста. Вот только трюки у него будут посложнее и нигде не видно тайных зеркал…
Пастух застонал сквозь зубы. Точно его меняющееся тело только сейчас начало испытывать боль, обретя нервные окончания.
— Какой же я болван. Какие же мы все… Плевать! — он резко поднялся, так, что зашедший в переулок бродячий кот прыснул прочь, — Плевать, слышите? Есть у вас сила или нет, вы нужны нам. Нужны клубу «Альбион».
— Я уже сказал вам, вы зря надеетесь на мои силы. Единственная сила, которая у меня есть, это сила обмана. И это не лучшее оружие против Него, вам ли не знать?
Пастух вновь попытался оскалиться, но получилось у него это как-то жалко, неестественно. Такая гримаса не напугала бы и ребёнка.
— Может, у вас нет силы, но есть кое-что другое, — забормотал он, — Вы единственный из всех нас, кого Он не сцапал! Значит, Он нашёл в вас что-то… Выделил. Отметил. Возможно, вы сможете передать это нам. Расшифровать, научить… Мы готовы учиться, готовы терпеть, если надо, мы…
Голос его из угрожающего сделался едва ли не жалобным. Он боится, понял Доктор Генри, боится до дрожи. Как нелепо и жутко это выглядит — человек, который привык контролировать всё вокруг, самоуверенный и сильный, обнаружил, что более не властен над собственным телом. Более того, не властен отныне над самим собой.
— Я не вернусь в «Альбион», — отчётливо произнёс Доктор Генри, — Извините, Тармас. Я… не могу.
— Вы должны! — узловатые пальцы Пастуха стиснули запястье Доктора Генри, едва не сломав, — Вам нужно раскаяние? Мы раскаиваемся, Доктор! Мы принесём извинения! Мы готовы всё повторить. С начала. Столько раз, сколько потребуется. Вы будете нашим учителем, нашим светочем, нашей надеждой. Мы всего лишь…
— Нет, — слово получилось сухим, как стук гильотины. И оно словно обрубило те невидимые нити, что связывали Доктора Генри с корчащимся у его ног Пастухом. К своему стыду Доктор Генри испытал от этого облегчения, — Я ничем не могу помочь вам. Ни вам, ни Графине, ни прочим. Уходите, Тармас. Уходите, прошу вас, и закончим на этом.
Пастух уставился на него немигающим взглядом.
— Вы боитесь… — внезапно прошептал он, — Вы боитесь, в этом всё дело! Боитесь того, что мы, несущие на себе печать, привлечём Его внимание к вам. В этом дело? Боитесь запачкаться?
Доктор Генри отступил на два шага назад, в сторону улицы.
— Да, — тихо сказал он, — Боюсь. Он помиловал меня по какой-то причине. Отмерил больше времени, чем вам. Но если я вернусь в «Альбион»… Не просите меня об этом, Тармас. Вы не имеете права об этом просить. Наши с вами дороги отныне ведут в разные стороны.
Пастух щёлкнул зубами. Более крупные, чем у человека, они были покрыты белоснежной эмалью и казались крепкими, как у лошади. В сочетании с его бугрящимся телом, стремительно теряющим человекообразные контуры, они отчего-то выглядели особенно жутко.