Лэйд молча помотал головой.
— Признавать свои ошибки. Я очень неохотно признавал свои ошибки. Отец говорил, это из-за того, что я слишком самолюбив, и регулярно порол за это. Если я делал что-то не так, то никогда в этом не признавался, даже самому себе. Потом в жизни у меня частенько были неприятности из-за этого. Мальчишки в приюте избивали меня среди ночи — они считали меня самовлюблённым гордецом, не глядящим в их сторону. Даже потом, сделав себе кое-какую репутацию, я слыл самодовольным нуворишем, который слепо следует выбранным им самим курсом, не признавая недостатков выбранной им стратегии. Я думаю, есть ошибка, в которой я должен признаться — и вам и себе самому. Вот она, перед вами.
Крамби протянул руку к фотокарточке и погладил улыбающегося Шляпника по щеке. Это движение было мягким, почти нежным, но Лэйд видел, что глаза его при этом прищурились, а ноздри раздулись.
— Да, я убил его. Не сам, как когда-то хотел. Приказал Коу. Он должен был сделать всё так, чтоб выглядело как несчастный случай. Быстро и надёжно. И знаете, что? Я жалею об этом. В самом деле, жалею. Если бы у меня была возможность вернуться в прошлое… Я бы не послал Коу. Я бы приказал ему привезти мне связанного Олдриджа. А ещё — набор ножей, жаровню, парочку длинных игл и хорошую лучковую пилу…
Крамби поднял кулак — маленький острый кулак — и опустил его. Ещё раз. И ещё. С каждым ударом изображение Шляпника дробилось под аккомпанемент негромкого звона, делалось всё менее чётким, смешивалось, пока не превратилось в россыпь стеклянной крошки на краю стола.
— Какая досада, — произнёс Крамби ровным голосом, смахивая осколки на пол, — Мне нравилась эта карточка, но придётся списать её на издержки. Хорошо, что у нас остался перевод, не так ли?
Он взял бумажный лист, оставленный Лэйдом, и коротко пробежал написанное глазами.
— В самом деле, язык сломать можно. Но, думаю, я справлюсь. Видите ли, мне по-прежнему тяжело признавать ошибки, поэтому я стараюсь по крайней мере не совершать их там, где это возможно. Хотите что-то сказать?
— Да, — тихо, но отчётливо произнёс Лэйд, — Вы идиот, Крамби. Возможно, и я совершил ошибку — когда спас вас со Шляпником тогда, двадцать лет назад. Не будь вас обоих на свете, многие люди остались бы живы.
Крамби пожал плечами.
— Вот и Олдридж был таким же. Самодовольный старый болван, мнящий всех окружающих безмозглыми олухами, не способными даже дышать без его указки. Старость всегда самодовольна, мистер Лайвстоун. Всегда кичится годами прожитой жизни, словно каждый год — отметка сродни офицерскому кресту, всегда уверена в своей непогрешимости, всегда чванлива. Старости невыносимо смотреть на чужие успехи, она ноет, жалуется и клянёт всех вокруг. Признайтесь, вы ведь и сами считали меня сопляком. И я позволял вам это — до определённого момента. Только для того, чтобы переиграть на последнем ходу.
Лэйд засопел, сжимая и разжимая кулаки.
Этот фортель был ловок, бессмысленно отрицать. Он попался. Как старый самоуверенный картёжник, привыкший аккуратно и продуманно метать карты, но которому более ловкий противник сумел навязать свою манеру игры, лихую и связанную не столько с кропотливым расчётом, сколько с дерзостью.
Крамби улыбнулся ему покрытыми засохшей кровью изгрызенными губами.
— Вижу в ваших глазах укор, мистер Лайвстоун. Вы явно недовольны нашим эндшпилем и с трудом держите себя в руках. Наверно, считаете меня подлецом. Думаете, я сейчас пущу из этой изящной штучки пулю вам в голову, потом прочитаю заклинание и буду таков? Как бы не так! У Энджамина Крамби тоже есть честь. Я забрал у вас эту бумажку, но взамен неё я дам вам другую.
Из кармана брюк Крамби выудил сложенный бумажный лист, положил на стол и одним пальцем подтолкнул его к Лэйду. Бумага порядком потрепалась по краю, помялась, местами покрылась грязью и смазанными чернильными хвостами, но Лэйду показалось, что стоит ему развернуть лист, как он увидит там нечто знакомое. Так и произошло.
Вокруг сердца прошлась колючая дрожь, будто там протянули колючей проволокой.
— Вы шутите, — вырвалось у него, — Это какая-то никчёмная шутка, верно?
Крамби приподнял бровь.
— В чём дело, мистер Лайвстоун? Недовольны предложенными вам условиями? Да половина вашего грязного, смердящего горелым жиром, Миддлдэка была бы счастлива валяться у меня в ногах, лишь выхлопотать себе такие же! Это вам не сортировать чай в вашей дрянной каморке! Серьёзная работа в серьёзной компании. Отличные перспективы и завидное положение в обществе. Кто в ваши-то годы может рассчитывать на подобное?