Он раздражённо потёр щёку, как человек, испытывающий лёгкий докучливый зуд. Облизнул окровавленные губы. Неуклюже попытался пригладить волосы. Он что-то чувствовал, но не знал, что. Ощущал, не понимая смысла этого нового для него ощущения — у его тела не было возможности сравнить его с чем-то уже испытанным.
— Все ваши попытки жалки и никчёмны. Но мне приятно, что вы открыли своё лицо, Лэйд Лайвстоун. Как приятно будет разворотить его пулей напоследок! Вы… — он осёкся, — Этот звук. Снова этот звук. Вы… Вы ведь слышите его? Такой колючий, будто множество лапок, и ещё шелест бархата и скрип… Что-то происходит?
Лэйд не ответил. Не было смысла.
Но он, должно быть, сам того не замечая, источал этот ответ, как кожа Крамби источала зыбкий, усиливающийся с каждой секундой свет. Глаза Крамби заплясали, напоминая прыгающие по стене пятна света от фонаря. Он снова почесал щёку, зачем-то ощупал затылок, зачесал волосы на другую сторону, шмыгнул носом. Когда он заговорил, его голос показался Лэйду мягким и липким. Точно лягушка, угодившая под тяжело ползущий грузовой локомобиль. Всхлипывающим.
— Эта магическая формула, которую я прочитал… Она… Она что-то сделала?
— Никакая это не формула, — отозвался Лэйд негромко, — И магии в ней не больше, чем в счёте из прачечной. Это… просто фраза на полинезийском наречии. Чёрт, вы что, не знаете полинезийского, Крамби? Как вы тогда вообще ведёте дела в Новом Бангоре?
Крамби зашатался. Ему приходилось удерживать пистолет обеими руками, но тот всё равно плясал, как подгулявшая минутная стрелка на циферблате.
— Что я сказал?
Лэйду захотелось отвести глаза. Не для того, чтобы помучить Крамби неизвестностью — он не думал, что неизвестность продлится долго. Просто неприятно было смотреть на лицо, размягчающееся и медленно превращающееся во влажное пятно.
— Что я сказал?!
Лэйд вздохнул.
— Вы сказали дословно следующее — «Находясь в трезвом рассудке, передаю принадлежащую мне долю компании моему компаньону».
Крамби завыл. Это не был крик или стон, это был разрывающий нутро вой умирающего волка, отчаянный и жуткий. Его кожа испускала мягкий свет и мерцала, волосы налились серебром, глаза распахнулись так широко, что Лэйду захотелось попятиться — точно перед ним разинулись две бездонные пропасти.
Дрожащей рукой Крамби поднял пистолет к лицу. Его зубы лязгали, губы дрожали, складываясь в жуткие гримасы и улыбки.
— Вот, значит, как, — пробормотал он, — Жаль. Досадно. Тогда, конечно, придётся… Ничего не поделаешь… Как глупо вышло…
Он приложил ствол к виску. Поспешно, будто боялся, что Лэйд попытается его остановить. Зарычал, закрыл глаза и спустил курок.
Щелчок.
— Не думаю, — сказал Лэйд.
— Что?..
Глаза Крамби широко распахнулись. Он потянул за спусковой крючок ещё раз, но автоматический пистолет Коу вновь отозвался сухим щелчком сработавшего вхолостую курка.
— Не думаю, чтобы он позволил вам совершить нечто подобное. Знаете, у меня сложилось впечатление, что ваш новый хозяин весьма… щепетильно относится к собственности предприятия.
Крамби закричал и попытался спустить курок ещё раз. В этот раз не было даже щелчка. Пистолет издал негромкое шипение — и беззвучно ссыпался на пол горстью алюминиевого порошка, оставив Крамби бессмысленно прижимать указательный палец к виску.
Он всё ещё не понимал, что всё кончено. Отказывался верить. Как будто это могло как-то изменить его участь.
Крамби бросился к двери — ещё одна бессмысленная попытка. Но, может, этот путь к бегству ему подсказывал не разум, бьющийся в сплетённых из колючей проволоки судорогах понимания, а тело, привыкшее искать кратчайшие и простейшие пути. Он не успел добежать до двери, успел сделать лишь несколько шагов. Потом его тело, распространявшее вокруг себя зыбкое свечение, замерло, точно оказалось окружено не прозрачным воздухом, а густым желе, и стало медленно подниматься в воздух.
Поднявшись фута на три, оно так и застыло, раскинув в стороны руки, поддерживаемое неярким свечением. Крамби хотел закричать, но не мог уже и этого. Его судорожно дёргающиеся губы не могли исторгнуть крика. Лишь метались на белом лице беспомощными мотыльками перепуганные глаза. Лэйд не знал, что он ощущает в этот момент, но знал, что ни за какие деньги мира, ни за какие знания и силы не хочет испытать даже толику того, что чувствует сейчас мистер Энджамин Крамби, бывший владелец «Биржевой компании Крамби», сделавшийся её самым ценным активом.
Лэйд отвернулся. Как бы здешний хозяин не распорядился своей новой собственностью, он не хотел этого видеть. Тем более, что всё это уже не имело к нему никакого отношения. То, что случилось — и случится — с Крамби находилось в сфере иной компетенции, сфере, из которой Лэйд чертовски желал убраться.