Мир, вывернутый наизнанку столько раз, что бессмысленно даже считать.
Лэйд шагнул вперёд на деревянных ногах и едва не упал, едва только перешагнул дверной проём — в лицо ударило пронизывающим влажным ветром, и только тогда он понял, насколько едким, зловонным и тяжёлым был воздух, которым он дышал прежде.
С ночного неба на него смотрели звёзды и хоть они образовывали созвездия, которых никогда не существовало в южном полушарии, Лэйду в этот миг они показались родными. Где-то по соседней улице прогрохотал колёсами по булыжнику запоздавший кэб. Шмыгнул вдоль дома уличный кот, наградив Лэйда исполненным презрения взглядом. Зашелестели крылья какой-то ночной птицы.
Лэйд резко обернулся.
Мир в проёме двери быстро тускнел — краски, из которых он состоял, быстро выцветали, контуры делались грубее, детали сливались друг с другом. Шуршащие по кабинету бумажные листы, ящик для почты, мебель — все эти предметы будто собирались воедино и уже нельзя было с уверенностью разглядеть, где начинается одно и заканчивается другое…
Но Крамби он почему-то увидел очень отчётливо. Распростёртый в воздухе, беззвучно воющий, он невольно притягивал взгляд. Его тело тоже менялось, но не так, как прочее в зале. Оно будто бы… Лэйд прищурился, не понимая, что это, морок или реальность. По коже Крамби шла рябь, тело его будто медленно бурлило, искажаясь, плавясь и…
Оно менялось. Новый владелец «Биржевой компании Крамби» не собирался терять времени даром, спеша использовать свою новую собственность наилучшим образом. Трансформация происходила быстро, тело Крамби оказалось послушным материалом. Плоть текла, образуя формы, совсем не свойственные человеческому телу, а распахнутый рот продолжал беззвучно кричать и…
И тэ иногоа о тэ ранги! Хи миа вакарихариха тэна![274]
Лэйд отвернулся, не в силах более наблюдать за этим. Даже Крамби, несмотря на все его грехи, не заслуживал такой страшной участи, как не заслуживало её ни одно человеческое существо. То, что с ним происходило, было чудовищно и отвратительно по любым меркам и Лэйд мог лишь надеяться, что Крамби потерял рассудок до того, как смог осознать происходящее с ним…
Когда Лэйд осмелился вновь поднять взгляд, Крамби уже не было. Ни Крамби, ни зала, сделавшегося его пыточной камерой, ни разбросанных по полу бумаг, ни даже двери. Перед ним тянулась улица Майринка, наполненная прохладным дыханием ночи, едва освещённая, совершенно безлюдная. Ничего удивительного, подумал Лэйд, Майринк всегда рано засыпает. Едва только бьёт пять, все клерки поправляют галстуки, суют в чемоданы важные бумаги и отбывают домой, не забыв повесить на свои конторы и банки табличку «закрыто». Это не гомонящий всю ночь напролёт беспокойный Шипспоттинг или опасный Скрэпси, только с закатом пробуждающийся для своей настоящей жизни…
Покачиваясь, Лэйд сделал несколько шагов, чтобы бросить взгляд за угол. Туда, где прежде находился изящный трёхэтажный особнячок под вывеской «Биржевая компания Крамби».
Он не знал, что увидит на его месте. Может, бездонный провал в земле, похожий на лифтовую шахту до самого ада. Может, что-нибудь ещё, жуткое и пугающее. Оставшееся на месте здания после того, как оно было утащено изголодавшимся демоном. Могущественным существом, имевшим одну маленькую слабость — слишком прикипевшим к правилам бесконечно чужой ему, но такой любопытной и манящей игры…
Дыры не было. Там, где некогда возвышался особнячок в стиле шотландских баронов, похожий на миниатюрный замок, возвышался ничем не примечательный домишко, порядком потрёпанный временем, фасад которого давно требовал ремонта и побелки. За грязными стёклами не горел свет, но газового фонаря было достаточно, чтоб Лэйд смог разобрать вывеску.
«Книжная лавка Уоткингса», значилось на щите, «Печатная продукция, газеты и журналы. Без перерывов на обед».
— Ну конечно, — пробормотал Лэйд, — Как будто могло быть иначе.
Дорога домой оказалась бесконечно долгой. Названия улиц казались ему незнакомыми — он привык к существованию в мире, где никаких улиц не было вовсе, а любые названия были бессмысленны сами по себе.
Морган-стрит, Росс-стрит, Байлот-стрит… Иногда Лэйд брёл почти вслепую, позволяя встречным гулякам бросать вослед ему шуточки на счёт того, где это он успел нализаться, а полицейским — беззлобно бормотать себе под нос, провожая его светом фонарика. Иногда опрометью бросался вперёд — ему вдруг казалось, что всё это мираж, и стоит ему сомкнуть на мгновенье веки, как он опять окажется в сжимающемся каменном мешке, продолжая бесконечную, сводящую с ума, игру с демоном.
274
I te ingoa o te rangi! He mea whakarihariha tena! (маор.) — «Во имя неба! Какая гадость!»