— Мистер Лайвстоун, я совершенно уверена, что в нашем прейскуранте таких нет и никогда не…
— А вы поищите, мисс Прайс, — попросил Лэйд, внимательно глядя на неё, — Вдруг у нас и в самом деле завалялась баночка? Скажем, в подвале, в старых сундуках, или в кладовке… Проверьте, пожалуйста.
— Но это… Пожалуй, это займёт много времени.
— Не страшно. Мы в «Бакалейных товарах Лайвстоуна и Торпа» привыкли дорожить своими клиентами, ведь так?
— Да, Чабб, — растерянно пробормотала Сэнди, — Конечно, я посмотрю. Может, в кладовке…
Сэнди неуверенно встала со своего места, тряхнув головой. Книгу она оставила заложенной шпилькой, надёжно спрятанной за кассовым аппаратом. Едва ли ей придётся вернуться к ней в ближайший час, подумал Лэйд, испытывая укор совести и стараясь не смотреть в её сторону.
Это в зрелом возрасте час — ничто, затёртая монетка из числа тех, что без числа сыплются сквозь твои пальцы, в юности другой счёт времени. Этого часа хватило бы небесному кораблю чтобы умчать её куда-то далеко-далеко. Бесконечно далеко от скучного острова под названием Новый Бангор, острова, на котором никогда не происходит ничего интересного…
— Возможно, поиски займут немало времени, — сухо произнёс он посетителю, — Если вам угодно подождать, можете воспользоваться моим кабинетом.
Джеймс Уиткомб Райли, блестящий американский поэт, однажды изрёк максиму, названную им «утиным тестом» и гласящую: «Когда я вижу птицу, которая ходит как утка, плавает как утка и крякает как утка, я называю эту птицу уткой». Лэйд уважал творческое наследие мистера Райли, хоть и недостаточно для того, чтоб держать его книги на одном месте с «Большой поваренной книгой Хиггса», но не рекомендовал бы этому джентльмену посещать Новый Бангор. То, что могло ему по всем признакам показаться уткой, в Новом Бангоре могло бы с равной вероятностью сожрать его или свести с ума, превратив в пускающего слюни идиота — в зависимости от степени его везения.
В этом городе слова и смыслы слишком часто были перепутаны друг с другом, а некоторые вещи скрывали за собой другие вещи, весьма неприятные или даже чертовски опасные. Вот почему человек с манерами молодого повесы, вошедший в кабинет Лэйда Лайвстоуна, мог оказаться кем угодно и Лэйд ни на секунду не собирался забывать этого.
Он ни разу не повернулся спиной к странному посетителю, пока дверь кабинета не оказалась закрыта, и даже после этого старался держаться так, чтобы их разделял стол. Некоторые тигриные инстинкты вытравить так же непросто, как полосы с тигриной шкуры. Лэйд не собирался давать кому бы то ни было возможность захватить себя врасплох.
Но гость, оказавшийся в его кабинете, не демонстрировал опасных намерений. Если он что и демонстрировал, так это похвальные манеры, а держался так, как держался бы любой воспитанный джентльмен в хорошем костюме, оказавшийся в тесной, затхлой и весьма скверно обставленной комнатушке, которую по какой-то прихоти хозяина следует именовать кабинетом.
— Благодарю, что приняли меня, — он кашлянул в ладонь, — Прежде всего…
— Прежде всего, уважаемый сэр, будьте любезны объясниться, пока я не взял вас за шиворот и не вышвырнул обратно на улицу, — Лэйд вперил в гостя взгляд, тяжёлый и колючий, как смертоносная «тайаха», боевое копьё полинезийских дикарей, — Откуда вам известен условный код?
— Код, сэр?
Гость вздрогнул от неожиданности. Должно быть, совсем не такого приёма ожидал, и не к такому готовился. Тем лучше, подумал Лэйд с мрачным удовлетворением. Если сбить с этого хлыща немного спеси, это пойдёт на благо разговору. Если он думает, что может завернуть к Бангорскому Тигру, точно к своему портному, и между делом оставить заказ, придётся ему хорошенько потрепыхаться в его когтях…
— Вы знаете, о чём я говорю! «Корнишоны от братьев Герт»!
Гость прочистил горло. Звук получился сдавленным.
— Наверно, я должен принести извинения и…
Лэйд ощутил, что теряет терпение. Что тигриные когти, тревожно занывшие от недоброго предчувствия, могут вот-вот выскочить наружу — и уж тогда, конечно, роскошному костюму будет причинён серьёзный ущерб.
— Я не использовал этот код больше десяти лет, — ледяным тоном произнёс Лэйд, — Но даже в те времена, когда он употреблялся, то был известен весьма небольшому кругу лиц. Кругу, в который вы явно не входите, поскольку ваше лицо я совершенно точно вижу впервые в жизни! Откуда он у вас? Кто вас надоумил сказать эти слова? Нет, начнём с начала. Кто вы сам такой?