— Это очень… странно, сэр, — пробормотал он, — Дело в том, что… По правде сказать, у меня возникло ощущение, будто мистер Олдридж был с вами знаком.
— Да ну?
Крамби запустил руку в карман и мучительно долго копался там, перебирая какие-то бумаги. Лэйд с ужасом подумал, что сейчас тот вытащит на свет Божий какую-нибудь толстенную банковскую тетрадь, исписанную тысячами записей и испещрённую штампами. Но нет. Бумажка, которую достал Крамби, была совсем невелика и представляла собой вырванный из блокнота листок, исписанный с одной стороны.
— Это письмо мистера Олдриджа, — пояснил гость, осторожно кладя листок на угол письменного стола Лэйда, — Датировано ещё августом, но попало ко мне только сейчас. Вы в нём упомянуты.
Лэйд заворчал. Он терпеть не мог читать корреспонденцию и всегда старался переложить эту обязанность на Сэнди, однако в этот раз ситуация была слишком щекотливой для привлечения мисс Прайс.
Возможно, это какая-то шутка Левиафана, подумал Лэйд, неохотно берясь за письмо. Одна из бесконечных и бессмысленных его шуток, имеющих целью не столько навредить мне, сколько сбить с толку, запутать, заставить увязнуть в бесконечном нагромождении парадоксов и казусов, чтобы в конечном счёте свести с ума и погубить. Да, это вполне в его духе…
Против опасений, ему не потребовалось много времени на чтение, несмотря на то, что лист был исписан весьма густо. Почерк был ровный, почти каллиграфический, с идеально выверенным наклоном, совершенно лишённым легкомысленных завитушек и кокетливых хвостов, которыми любит украшать своё письмо молодое поколение. Пожалуй, он был даже старомоден — судя по некоторым элементам, человек, водивший пером по бумаге, осваивал грамоту много лет назад, ещё во времена короля Вильгельма[7].
Это писал не какой-нибудь банковский клерк, думающий лишь о том, как бы побыстрее разделаться с работой и отправиться на обед в паб, и не вечно спешащая секретарша. Это писал обстоятельный и уверенный в себе джентльмен, наделённый терпением, тактом и большим жизненным опытом — последнее сквозило не столько в почерке, сколько в оборотах, тоже немного старомодных.
Дорогой Энджамин!
Благодарю тебя за хорошее вино, которым ты по доброй памяти меня обеспечиваешь, за твою заботу и сердечное участие. Мы, старики, умеем ценить и то и другое. Отдельно хочу поблагодарить тебя за то, что ты делаешь для нашей компании последние два года. Я знаю, сколько сил и труда ты в неё вложил, как она важна для тебя и с какой самоотверженностью ты стоишь за её штурвалом, замещая сбежавшего капитана. Уверен, тебе воздастся сторицей за всё, мой дорогой Энджамин, и за это в том числе. Знаешь, сейчас мне стыдно признать, что когда-то я не в полной мере доверял тебе. Считал молодым, легкомысленным и честолюбивым parvenu[8], озабоченным лишь тем, как преумножить родительский капитал и весьма неразборчивым в средствах, но время позволило мне осознать свою ошибку. Видит Бог, за последние годы ты много сделал — для Конторы и для меня лично. Я глубоко убеждён, что к тому времени, как ты сделаешься единовластным владельцем Конторы, вас обоих ждёт блестящее будущее, уже не сдерживаемое старыми корягами вроде меня.
Извини, я раскис и потерял ход мысли. Напиши мне, как поживает мой славный корабль, как обстоят дела на борту и в каком состоянии такелаж. Розенберг всё ещё тот же самодовольный негодяй? Цени его и оберегай, я всё ещё убеждён, что он гениальный аналитик и лучшего человека тебе в Новом Бангоре не сыскать. Лейтон всё так же интригует? Приструни его, если необходимо, иной раз он берёт лишку. Мисс ван Хольц всё так же хороша собой?
Обязательно напиши мне об этом, но сейчас я хотел сказать тебе о другом.
Я знаю, некоторые посмеивались надо мной, хоть и за глаза, считая старым чудаком. Мой уход, пожалуй, подбросил прилично дров в этот костёр. Что ж, после этого письма ты точно убедишься, что старика Олдриджа пора отправлять в Бедлам!
Мой милый Энджамин… Ты молодой и здравомыслящий человек, иначе я бы нипочём не оставил бы на тебя штурвал нашей шхуны, той самой, на алтарь которой положил всю свою жизнь и которой суждено долгое и успешное плавание. Но даже ты знаешь — далеко не все вещи, происходящие вокруг нас, можно объяснить холодной логикой и фундаментальными законами мироздания. Есть среди них и трещины, в которых обитают вещи в высшей степени таинственные, жутковатые, а иногда и откровенно опасные. Впрочем, кому я об этом говорю! Ты ведь и сам должен знать об этом, потому что
8
(фр.) — парвеню, выскочка. Не обладающий благородным происхождением человек, выбившийся в большое общество.