Ты идиот, Лэйд Лайвстоун.
Смазанные воском замки. Мягкие жирные крошки, припорошившие тело мертвого садовника.
Голова казалась несоразмерно большой, с трудом удерживающейся на тощем теле, которое обладало пропорциями ребенка и грацией паука. Ее покрывали волосы, жидкие и почти бесцветные, как клочья паутины. Но эти волосы казались приклеенными к голове, а не растущими из нее, потому неестественно висели в воздухе, почти не скрывая лица.
Его лицо…
Нет, поправился Лэйд, ощущая, как его собственное тело превращается в сухой мертвый корень. Ее лицо.
Это была девочка. Должна была быть девочкой, потому что черты лица были миловидны и мягки. Изящно очерченный нос, тонкий, едва выступающий подбородок, аккуратные уши… Ее можно было бы принять за девочку — если бы не влажная полупрозрачная плоть, похожая на мягкий воск.
Выполненная в натуральную величину погребальная кукла Аролины Гаррисон, украденная брауни у горюющей вдовы.
Глаза были пугающе человеческими, но какими-то тусклыми, мертвыми. Они взирали на Лэйда, ровным счетом ничего не выражая — просто отполированные стеклянные сферы с неестественно яркими зелеными радужками. Это и было стекло. Глаза были фальшивыми, кукольными, но мгновенно узнаваемыми — точно такие Лэйд видел в аптеке у Фарлоу. Глазные протезы.
И зубы. Вот, что ужаснуло его безотчетно, едва лишь это существо беззвучно выбралось из своего убежища. Его отвратительные зубы. Не маленькие и белые, как у ребенка. Пожелтевшие, пугающе ровные, издающие едва слышное клацанье при ходьбе. Лэйд узнал и их, хоть никогда прежде не видел.
Вставная челюсть покойной миссис Гаррисон, которую стащили у своей хозяйки брауни. Старая, много лет ношенная, но все еще крепкая. Лэйду приходилось слышать, что для зубных протезов врачи даже полвека спустя нередко использовали зубы погибших при Ватерлоо солдат, очень уж много осталось тогда невостребованного материала…
Клац-клац-клац.
Это щелкали зубами мертвецы, глядя на Лэйда мертвыми глазами ребенка.
Ребенок… Лэйд ощутил под пиджаком едкую кислотную испарину. Это существо не было ребенком, всего лишь тщательной его копией. Куклой в натуральную величину.
Аролина Гаррисон в полупрозрачной восковой плоти. Ее дьявольское подобие, живое и мертвое одновременно.
Все эти мысли мелькнули в голове Лэйда одним большим ослепительным пятном, которое иногда возникает на экране синематографа, когда нерадивый киномеханик забывает про свой аппарат. Они все уместились в те полторы секунды, что его тело силилось восстановить над собой контроль, с трудом удерживая равновесие на шатких ступенях.
А потом мыслей не стало вовсе, потому что чудовище бросилось вверх по лестнице.
8
Он не должен был успеть. Оглушенное и лишившееся управления, его тело никак не сумело бы вовремя среагировать. Состоящее из живой плоти и горячей крови, а не из воска, как явившийся по его душу демон, оно неумолимо требовало времени на реакцию, как большой механизм требует времени для того, чтоб запустить все свои поршни и шестеренки. Времени, которого у него не оставалось даже полсекунды.
Но, кажется, в указательном пальце его правой руки оказалось заключено больше воли и жажды к жизни, чем во всем теле. Потому что он шевельнулся еще до того, как Лэйд сумел понять, что происходит.
В замкнутом пространстве подвала выстрел прозвучал оглушительно, точно сам броненосец Ее Королевского Величества «Маджестик» дал полный залп из своих чудовищных двенадцатидюймовых орудий. Мир ухнул куда-то еще ниже подвала и задребезжал, а Лэйд на какое-то время перестал видеть даже свет керосиновой лампы — его заслонили пляшущие зеленые и оранжевые пятна.
Судя по всему, пуля настигла дьявольскую куклу где-то на середине ее пути. Имея калибр почти в полдюйма, она несла в себе достаточно энергии, чтобы прошибить человеческое тело насквозь, мягкий воск не мог стать для нее серьезной преградой.
И он не стал. Когда пятна перед глазами растаяли, Лэйд увидел барахтающуюся у подножья лестницы куклу. Двести гран[67] раскаленного свинца пробили ее плоть навылет, оставив в бледно-желтой груди истекающее мутным воском отверстие.
— Не самая сложная задача, — с трудом разомкнув дрожащие губы, Лэйд ощутил на языке кислый привкус дымного пороха, — В следующий раз пусть твой хозяин пошлет за мной Панча[68].
Кукла встала, быстро и почти бесшумно. Свет керосиновой лампы отразился в мертвых стеклянных глазах. Ее собственные восковые губы были недвижимы, но Лэйду вдруг показалось, будто на них мелькнула усмешка.