Бумажный журавлик
В Японии есть поверье. Красивая легенда о бумажных журавликах. Говорят, что если собрать тысячу таких бумажных журавликов, исполнится твоё самое заветное желание... Одна. Совсем одна, в полумраке своей комнаты, своей квартиры. Одна во всём городе. Одна во всём мире. Потому, что что-то важное оставила. Не здесь. Далеко-далеко. Сколько она уже здесь сидит? Не важно. Она устала. Устала плакать. Устала ждать. Устала надеяться. Но всё равно тонкие, маленькие, изящные пальчики порхают над столом, создавая маленькую фигурку, полную надежды, веры и свободы. Глаза болят. От пролитых слёз, от того, что так долго смотрела внимательно, почти не моргая, стараясь взглядом проследить каждую линию и каждый изгиб. Длинные рыжие волосы падают на лицо, и девушка их поправляет за ухо, почти не осознавая, действуя скорее по инерции. Красивые голубые заколки в форме цветков с шестью лепестками лежат, забытые, на столе. Они не нужны ей. Эти силы. Они бесполезны. Они не смогли спасти его. Она не смогла... Один... Белый, как песок пустыни... Два... Белый, как стены дворца, холодные и неприступные... Три... Белый, как луна, смотрящая на неё сквозь решётку окна... Четыре... Как цифра на его груди... Пять... Как цвет их формы, ослепительно белоснежный... Шесть... Как его кожа, матово-белая... Орихиме стёрла слезу, сорвавшуюся с ресниц, скатывающуюся по щеке... Всё закончилось. Приключения, сражения, путешествия. Всё ушло куда-то далеко, будто и вовсе этого не было. Будто приснилось всё или причудилось. Шинигами больше не приходили в мир людей. Даже Рукия совсем позабыла про них. Ичиго хмурый совсем. Да и видятся они только в школе. Иноуэ почти ни с кем не разговаривает и домой к себе никого не пускает. Ей и так тяжело. Держаться и делать на людях вид, что всё в порядке, что всё, как раньше. И улыбаться. Через силу. Так, что мышцы болеть начинают и губа дёргается. И прятать глаза, полные боли и слёз, смотрящие на мир, как безжизненные, холодные стекляшки. Причудилось ли? Глядя на рыжие, взлохмаченные волосы, девушка вспоминала, как он спасал её из плена. Как горели их глаза в битве. Как они сражались за неё. Секундное ощущение счастья и память подкидывает другое, рвущее сердце, воспоминание. Не сдержав слёз, она выбегает из кабинета. Никто не удивляется. Все уже привыкли. Девятнадцать... Оранжевый... Двадцать... Как цвет её волос... Двадцать один... Как солнце, которого ей так не хватало... Двадцать два... Как цвет её первой любви... Даже Тацуки, её лучшая подруга, её поддержка и опора, оставила попытки привести её в чувства. Её боевой настрой, её бойцовский дух и мужской характер не смогли помочь. Солнце погасло. Орихиме помнила, как в очередной раз Тацуки взяла её своей, необычайно сильной для девушки, хваткой за хрупкие плечики, как трясла её, что есть сил и плакала. Кричала её имя, пытаясь достучаться до той Орихиме, которую она знала, с которой дружила и которую любила. Столько боли в этих огромных глазах напротив, полных слёз, Иноуэ не видела ещё никогда. Душа девушки кричала в ответ, но на лице не отразилось ничего, кроме той маски печали и скорби, с которой она вернулась в Каракура из Уэко Мундо. Орихиме помнила, как Ичиго схватил Тацуки за локоть, не в силах больше смотреть на это. Как тихо сказал ей: " Оставь... ". Как сопротивлялась Тацуки, как накричала на Куросаки и обозвала его идиотом. Он должен был возмутиться, но вместо этого просто обнял её, позволив Иноуэ уйти. Поровнявшись с ними, она услышала его слова: "Часть Орихиме умерла...". Больше Тацуки не трогала её. Только грустно смотрела. Сто пятьдесят... Зелёный... Сто пятьдесят один... Как цвет его глаз... Сто пятьдесят два... Как цвет его, навечно застывших, дорожек слёз... Солнца и цветов. Их так не хватало в том странном холодном мире. Чужом и враждебном. И Орихиме страдала, будучи там, в заточении. И вспоминала свой любимый город, его яркие краски, его зелёные деревья и траву, цветы и яркое солнце на голубом небе. Вспоминала и плакала. И ненавидела тех, кто заточил её здесь, в этой тюрьме. Ненавидела всем сердцем и верила, что правда на её стороне и она будет спасена. А потом поняла, что в этой пустоте, в этой холодной тьме именно она была солнцем. Солнцем и яркими красками. Новыми чувствами. Это понимание приходило постепенно. Каждый раз, глядя в его глаза, слыша его голос, она замечала крохотные изменения. А вскоре ей стало ясно, что она нужна. Как солнце... Как жизнь... Как смысл... Она знала, что всё это изначально было планом Айзена. И её заточение здесь, и её молчаливый охранник, беспрекословно исполняющий каждое его поручение. Но этот, казалось бы, идеальный план Айзена провалился из-за обычной рыжей девчонки. Теперь она понимала, что ещё в тот первый раз, когда они встретились, идеальный план Айзена провалился. Но, точно так же, провалился и её план. Из-за невозможно зелёных глаз, из-за угольно-чёрных волос... Четыреста двадцать... Чёрный... Четыреста двадцать один... Как ночь в том странном мире... Четыреста двадцать два... Как окантовка их формы... Четыреста двадцать три... Как цвет его волос... Четыреста двадцать четыре... Как вся их сущность... Четыреста двадцать пять... Как их жизнь... Четыреста двадцать шесть... Как её боль... Пепел. Всё превратилось в пепел и ветер смешал то, что было так дорого ей, с белыми песками пустыни. Она не могла поверить. Просто стояла там, с протянутой рукой, и так и не могла поверить, что не коснулась его протянутой руки. Слёзы сами текли из её глаз, а чувства словно застыли, будто запоздали на время, чтобы потом заполнить пустоту всей болью разом, нахлынув, как цунами. - Я отражаю! - звенел в воздухе её тонкий голосок, полный отчаяния. Но тщетно. Кругом только песок. - Отражаю... - рыдала она, без сил упав на колени, собрав в ладошки песок, прижав его к щекам. В сознании снова и снова всплывало его лицо, полное страха. Не за себя, а за неё. Глаза, полные любви и благодарности. За то, что была для него солнцем. За то, что стала его смыслом. Рука, изо всех сил тянущаяся к ней, на глазах рассыпающаяся в пыль... Куросаки мог убить и её. Она бы не сопротивлялась. Но кто ей позволит? Восемьсот девяносто один... Красный... Восемьсот девяносто два... Как кровь... Восемьсот девяносто три... Как разорвавшаяся душа... Восемьсот девяносто четыре... Как её горе... Восемьсот девяносто пять... Как его сердце... Восемьсот девяносто шесть... Как её любовь... Девушка уснула прямо за столом, уронив голову на свои руки. Всё смешалось - мысли, чувства, время. Она спала, не видя снов, просто свалившись от усталости. Бумажные птички горой громоздились на столе, пёстрыми островками рассыпались по полу. Сколько она их сделала? Она давно потеряла счёт. Входная дверь, по рассеянности оставленная открытой, скрипнула, обдав хозяйку лёгким ветерком, принёсшим с собой запахи города. Девушка проснулась. Услышав голос, не понимая, наяву это или ей только кажется. - Что ты делаешь, женщина? - с нотками удивления в голосе спросил Улькиорра, войдя в дом и закрыв за собой дверь. В Японии есть поверье. Красивая легенда о бумажных журавликах. Говорят, что если собрать тысячу таких бумажных журавликов, исполнится твоё самое заветное желание...