Я застал ее прямо посреди перехода. Поэтому ее лицо было наполовину женским, наполовину лисьим – безволосая морда и приподнятые треугольные уши, которые злобно дергались. Ее руки превратились в когтистые лапы, которыми она потянулась ко мне.
Больше она не могла говорить, однако ее глаза откровенно передавали все ее злобные мысли.
Отец подбежал, замахнувшись мечом для смертельного удара. Хули-цзин повернулась и ринулась к калитке, с треском сломав ее, после чего исчезла в проеме.
Отец поспешил за ней, даже не оглянувшись на меня. Сгорая от стыда, я бросился за ним.
Хули-цзин быстро неслась по полям, и казалось, ее серебристый хвост оставлял за ней искрящийся след. Однако ее неполностью преобразовавшееся тело сохранило женскую осанку, поэтому она не могла бежать так же споро, как если бы опиралась на все четыре лапы.
Мы с отцом увидели, как она юркнула в заброшенный храм примерно в одном ли от деревни.
– Обойди храм, – сказал отец, пытаясь перевести дух. – Я же войду через главный вход. Если она попытается уйти через заднюю дверь, ты знаешь, что делать.
Стена задней части храма наполовину обрушилась и уже вовсю заросла бурьяном. Когда я достиг цели, то уловил движение, словно белую вспышку, среди обломков.
Пытаясь искупить свою вину в глазах отца, я переборол страх и бесстрашно ринулся за ней. Через несколько быстрых поворотов я загнал тварь в угол одной из монашеских келий.
Я уже готовился вылить на нее оставшуюся собачью мочу, когда понял, что животное было гораздо меньше той хули-цзин, которую мы преследовали. Это была маленькая белая лисичка размером со щенка.
Я поставил глиняный горшок на землю и бросился на нее.
Лиса нырнула под меня. Она была на удивление сильна для такого маленького зверька. Я пытался удержать ее, прижимая к полу. Пока мы бились, мех, в который я вцепился пальцами, становился гладким, как кожа, а ее тело удлинялось и росло. Теперь мне нужно было наваливаться всем своим весом, чтобы прижать ее к земле.
Внезапно я понял, что мои руки с силой удерживали нагое тело молодой девушки примерно моего возраста.
Я крикнул и отпрянул. Девушка медленно поднялась, взяла шелковое платье из-за вороха соломы, надела его и высокомерно посмотрела на меня.
Из главного зала, расположенного на некотором расстоянии, раздался низкий рык, а затем тяжелый удар мечом о дерево. Снова рык и бранные слова отца.
Девушка и я глядели друг на друга. Она была еще прекраснее, чем оперная певица, о которой я не переставал думать весь прошлый год.
– Зачем ты преследуешь нас? – спросила она. – Мы ничего вам не сделали.
– Твоя мать приворожила купеческого сына, – ответил я. – Мы обязаны его спасти.
– Приворожила? Это он не мог оставить ее в покое.
Я не нашелся с ответом и спросил:
– Что все это значит?
– Однажды ночью около месяца назад сын купца наткнулся на мою мать, пойманную в капкан у курятника. Чтобы спастись, ей пришлось принять вид человека, и как только он ее увидел, то сразу потерял голову. Ей нужна была свобода, но не хотелось иметь с ним ничего общего. Однако как только человек влюбляется в хули-цзин, она не может терпеть его страдания, как бы далеко он ни находился. Его плач и стенания тревожили ее, поэтому ей приходилось посещать его каждую ночь, чтобы только он замолчал.
– Мой отец рассказывал совершенно другое. Она приманивает невинных всезнаек и высасывает из них жизнь, чтобы восполнить свои злые магические чары! Посмотри, как болен сын купца!
– Он болен, потому что бесполезный врач дал ему яд, который якобы поможет ему позабыть о моей матери. Моя мать помогала ему выжить, приходя к нему каждую ночь. И прекрати использовать слово приманивает. Мужчина может влюбиться в хули-цзин, как и в любую простую женщину.
Я не знал, что ответить, поэтому сказал первое, что пришло в голову:
– Я уверен, что это не одно и то же.
Она ухмыльнулась:
– Не одно и то же? Я видела, как ты смотрел на меня до того, как я оделась.
Я покраснел:
– Бесстыжий демон!
Я поднял глиняный горшок. Она стояла, не шелохнувшись, на ее лице играла легкая насмешка. Постояв, я опустил горшок на землю.
Борьба в главном зале становилась все громче, и внезапно раздался громкий удар, за ним победный крик моего отца и долгий, пронзительный крик женщины.
С лица девушки исчезла насмешка, пропала ярость во взгляде, она была потрясена. В глазах погасли живые искры, они вдруг стали казаться мертвыми.