– Таким девицам, как ты, не следует дразнить нормальных людей на улице, – сказал другой мужчина и засмеялся.
Я посмотрел в их сторону и увидел китайскую девушку, стоявшую в тени, чуть в стороне от станции. Ее облегающий чонсам в западном стиле и яркий макияж четко выдавали профессию. Два англичанина преградили ей путь. Один пытался обнять ее, а она пыталась отстраниться.
– Пожалуйста! Я очень устала, – просила она на английском, – может, в следующий раз.
– Прямо сейчас, не будь идиоткой, – уже ожесточенно сказал первый мужчина. – Мы тут ничего не обсуждаем. Пошли, и делай то, что нужно.
Я подошел к ним.
– Эй!
Мужчины повернулись и посмотрели на меня.
– В чем дело? – продолжал я.
– Тебя это совершенно не касается.
– Думаю, что это меня касается, – сказал я. – Как вы обращаетесь с моей сестрой?
Сомневаюсь, что кто-либо мне поверил. Однако пять лет работы с тяжелым машинным оборудованием сделали мое тело внушительным и крепким. Они оценили мой вид, лицо, руки, испачканные машинным маслом, и, скорее всего, решили, что не стоит людям из приличного общества связываться с ничего не значащим китайским инженером.
Проклиная меня, они отошли к очереди на вагонетки до пика.
– Спасибо! – сказал она.
– Сколько ж времени прошло, – сказал я, посмотрев на нее.
И чуть было не добавил: «Прекрасно выглядишь». Но промолчал. Она выглядела уставшей, изможденной и нервной. Резкий запах ее духов неприятно ударил мне в нос.
Но я ничуть не осуждал ее. Роскошь осуждать кого-то могли позволить себе только те, кому не нужно было выживать.
– Пришла ночь праздника духов, – сказала она. – Не хотелось больше работать. Нужно подумать о моей матери.
– Пойдем сделаем подношения вместе? – предложил я.
Когда мы переправлялись на полуостров Цзюлун, легкий бриз над водой оживил девушку. Она намочила полотенце горячей водой из чайника, который нам принесли на пароме, и стерла свой макияж. Я почувствовал легкий оттенок ее естественного запаха: как всегда свежего и волнующего.
– Прекрасно выглядишь, – сказал я, действительно имея это в виду.
На улицах Цзюлуна мы купили выпечку, фрукты, холодные пышки и приготовленного на пару цыпленка, ладан и бумажных денег. Мы рассказали друг другу о том, что произошло с нами в последнее время.
– Как охота? – спросил я. Мы оба рассмеялись.
– Я так хочу снова стать лисой, – сказала она, рассеянно вгрызаясь в куриное крыло. – Прошло совсем немного дней после нашей последней встречи, когда я почувствовала, что магия совсем оставила меня. Я не могла больше превращаться.
– Как жаль, – сказал я, не зная, чем ее утешить.
– Моя мать научила меня любить людскую жизнь: одежду, еду, народную оперу, старинные истории. Однако она никогда от них не зависела. Когда она желала того, преображалась в свою истинную форму и шла охотиться. Но теперь, в этом виде, что я могу? У меня нет когтей. У меня нет острых зубов. Я даже не могу быстро бегать. У меня осталась только моя красота – то, за что ты со своим отцом убили мою мать. И теперь я живу именно тем, в чем однажды вы лживо обвинили мою мать: я приманиваю мужчин за деньги.
– Мой отец тоже умер.
Похоже, что после моих слов в ее голосе стало меньше горечи.
– Что случилось?
– Он, как и ты, чувствовал, что магия покидает нас. И не смог это вынести.
– Прости.
Я понял, что теперь она тоже не знает, о чем еще можно говорить.
– Ты сказала мне однажды: единственное, что мы можем сделать, – это выживать. Спасибо тебе за это. Наверное, это спасло мне жизнь.
– Тогда мы в расчете, – сказала она, улыбнувшись. – Но давай не будем больше о нас. Сегодняшняя ночь посвящена духам.
Мы спустились к бухте и положили еду рядом с водой, приглашая всех духов, которых мы любили, прийти и поужинать. Затем мы подожгли ладан и сожгли бумажные деньги в корзине.
Она смотрела, как фрагменты горелой бумаги уносились в небо жаром пламени, а затем исчезали среди звезд:
– Думаешь, что врата подземного мира все еще открыты для духов даже теперь, когда ушла вся магия?
Я сомневался. В молодости я учился слышать скрежет пальцев духа по рисовой бумаге, чтобы отличать голос духа от ветра. Но теперь я привык к громовому бою поршней и оглушающему свисту пара, идущему под большим давлением через клапана. Теперь уже я точно перестал слышать созвучия исчезнувшего мира моего детства.
– Не знаю, – сказал я. – Наверное, с духами точно так же, как с людьми. Некоторые узнают, как выживать в мире, съежившемся из-за железных дорог и паровых свистков, некоторые нет.
– Но хороша ли будет их жизнь? – спросила она.