Услышав скрип двери, Чугур закрыл журнал, порог переступила жена. Антонина Ивановна подошла к серванту и остановилась, тупо разглядывая фотографии, расставленные между чашек за стеклом, будто никогда их не видела. На фотках почти все семейство Чугура: сын и дочь, давно перебравшиеся в Москву. Сейчас Антонина, как всегда, заведет любимую пластинку и начнет гундосить, что осенью, когда зарежут свиней, можно будет отправить сыну денег. Заодно уж и мяса, и сала. А кум ответит, что этот здоровый бугай сам должен родителям помогать, а он только и ждет отцовской подачки. Но хрен дождется. Сын болтается там, в Москве, как кусок дерьма в проруби, с одной работы попрут за пьянство, на другую устроится. И нет этому конца.
Чтобы не заводить этот долгий беспредметный разговор, Чугур проворно влез в новый, шитый на заказ китель и поспешил выйти из дома. Он весело сбежал вниз по ступенькам крыльца, пнул сапогом под зад свинью Машку и вышел на улицу. Антонина Ивановна, отворив калитку, последовала за мужем, крикнула:
— Опять ночевать не придешь? У своей блудливой козы останешься?
Чугур обернулся. Если бы жена стояла рядом, наверняка получила увесистую пощечину. Но возвращаться лень.
— Угадала, останусь, — громко, чтобы все любопытные услышали, ответил он. Процедил сквозь зубы пару ругательств и зашагал дальше.
Сплетен и пересудов сельчан кум не боялся, плевать он хотел на эти разговоры. Здесь каждая собака давно знает, что кум, не стесняясь жены, открыто живет с продавщицей сельпо из соседнего поселка Ириной Будановой. Пусть языки чешут, кому это нравится. За любовь, даже позднюю любовь, еще никого к уголовной ответственности не привлекли. А другой ответственности кум не боялся.
В кабинет начальника колонии Чугур пришел не с пустыми руками. Он уже принял решение, продумал дальнейшие действия, теперь оставалось все грамотно исполнить. Для затравки он положил перед полковником Ефимовым сберкнижку на предъявителя и объяснил суть дела. Богатый бизнесмен из Москвы, по повадкам, бандит или порченый штымп, хлопочет об Огородникове. Кум дал предварительное согласие и готов все устроить тихо и незаметно, теперь слово за Ефимовым.
Хозяин долго мусолил пальцами книжку, трижды переспрашивал, нет ли тут какого подвоха, кидалова, уж очень деньги большие.
— Я все проверил, — терпеливо отвечал Чугур. — Деньги поступили на счет. Можно их обналичить, это без проблем. Только надо ехать в крупный город, хотя бы в Тверь. И такую сумму придется заказывать дней за десять.
Хозяин запер сберкнижку в сейфе, спрятал ключ во внутреннем кармане кителя, у самого сердца. Перед тем, как назвать фамилию Огородникова, кум немного помялся и сказал, что эта гнида достойна пули или пожизненного срока, но не воли. Тем не менее, счастливый билет выпадает именно ему.
Дальше пошло веселее. Кум положил перед Ефимовым личные дела заключенных, попавших под последнюю амнистию. Это зэки, не совершившие тяжких преступлений и преступлений против личности, малосрочники. На них висит всякая ерунда: мелкое мошенничество, кражи, порча имущества. На строгую зону они залетели, можно сказать, случайно. У каждого имелась непогашенная судимость или ходка не первая, значит, рецидивисты. Среди контингента колонии амнистированных набралось всего семеро душ. Остается решить, вместо кого из этих кадров выйдет на волю заключенный Константин Огородников.
— Очень кстати эта амнистия подоспела, — добавил Чугур. — Просто выручила нас. Такие деньги раз в жизни дают. Я все разбанковал поровну. Вам и себе. Две равные части. Мы сколько лет знаем друг друга…
— Сережа, давай без этой лирики, — физиономия хозяина оставалась напряженной. Дело не шуточное: можно враз разбогатеть, а можно и грязи наесться. — Если вместо этого Кота был другой зэк… Но этот сукин сын… И делюга у него серьезная. Двух сотрудников милиции завалил, в суде доказали одного. Всего трёшку оттянул.
— Я все устрою, — сказал кум.
— Только не торопись, Сережа, — хозяин покосился на сейф, где лежала книжка. — Не руби с плеча. Тут не семь, а все семьдесят раз отмерить надо. Кто из активистов навонял про побег Огородникова? Цика, кажется? Вот он — наша проблема. Кто еще знает?
— Его сожитель Васька Житомирский. Ну, тут я уже все продумал. С этого боку осложнений не будет. Сто процентов.
— Хорошо, — кивнул Ефимов. — Вот семь дел на тех, кто откидывается на следующей неделе. Кого предлагаешь?
— Вот хотя бы Феоктистов, — кум погладил лежавший на коленях планшет с журналом «Недвижимость за рубежом». — Голь перекатная. Ни кола, ни двора. Что в переводе на русский язык означает — импотент без жилплощади. Родственников не имеется. То есть мать — не установлена. Годовалого она подкинула его в дом малютки. Короче, этого черта никто искать не станет.
— Так, кто еще?
— Да тут бери любого — не ошибешься. Вот некий Сергей Телепнев. Сидит за поджог деревенского клуба. Парень с головой совсем не дружит. Отца не помнит, мать не вылезает из психушек. Это у них наследственное, — кум покрутил у виска указательным пальцем. — Из родственников — слепая тетка.
— Телепнев — подходит, — вдохновился Ефимов. — Мне он нравится, этот Телепнев. Слепая тетка… С головой не дружит… Этого бери на заметку. Первый кандидат. Лет ему сколько?
— Немного старше Кота. Сороковник без году.
— Хорошо, — повторил кум. — Очень хорошо. А еще кто?
— Вот Шубин Николай Сергеевич. Мошенничество. Родители погибли, когда ему исполнилось одиннадцать. Из родственников только младшая сестра Даша Шубина и дядька. Видно, родня не часто о нем вздыхает.
— Ладно, — махнул рукой хозяин. — Ты, Сережа, еще поработай с личными делами, сам подбери кандидата. Тщательно. И урегулируй все остальные вопросы. Ну, не мне тебя учить. Если возникнут малейшие осложнения, докладывай немедленно. Днем или ночью. Ладно, Сережа? Вопросы есть?
Вопросов у кума не было, поэтому он просто забрал дела и ушел в оперчасть, на свою половину административного здания. Он думал о том, что хозяину перепало много денег, слишком много. Но выбора нет, надо решать вопрос быстро.
Место, где разместился предвыборный штаб Ильи Сергеевича Гринько, находилось вдалеке от центра, на тихой улочке, застроенной старыми домами в купеческом стиле.