— Я понес убытки, — начал дядя Миша. — Мало того, что меня расписали, чуть насмерть не убили. Черт с ним, у меня шкура дубленая. Потерплю. Так они повара огнетушителем так огрели, что Рифату в больнице семь швов наложили. Он отказывается работать, грозится уйти. Рифат боится, что в следующий раз его убьют, тогда дети останутся сиротами. Кто их будет поднимать? Он хороший повар. Пришлось прибавить ему зарплату…
— Ладно, не гони порожняк, — махнул рукой Постный. — Семь швов. Дети. Подумаешь, какое дело. У меня намечается большая война с Гребнем. Он претендует на мою территорию. И настроен очень серьезно. Теперь конфликта не избежать. А где война, там и жертвы. Понимаешь?
— Понимаю, — кивнул дядя Миша. С этим утверждением трудно спорить. — Чего тут не понять.
Постный считал себя человеком с развитым чувством юмора. Добрую шутка, хороший розыгрыш для него дороже денег. На встречу с Шубиным он согласился, чтобы вернуть часть долга, а заодно уж немного поразвлечься, пугнуть мужика и поднять настроение себе и парням, которые сидели в смежной комнате. Через тонкую фанерную дверь Игорь Желтовский и Дима Кубик слышат каждое слово. И ловят кайф.
Кубик и Желтый с другой стороны двери с трудом подавляли приступы смеха. Желтый, сидя на краю стула, согнулся пополам и, чтобы не заржать в голос, обхватил ладонями подбородок, зажал себе рот. Кубик умел смеяться беззвучно. Он откинулся на спинку кожаного кресла и выдавливал из себя звуки, похожие на кваканье лягушки. Отсмеявшись, прошептал, подражая интонациям своего босса:
— Начинается война с Гребнем. Он претендует на мою территорию. Каково? А ты хотел старика замочить. Балда. Его еще долго доить можно. Таким макаром. И шуток он совсем не понимает.
— Я его только на словах хотел мочить, — прошептал в ответ Желтый. — Только на словах. А ты едва в натуре едва не замочил.
Желтый прислушался к разговору за дверью и снова беззвучно затрясся, схватившись руками за живот, который словно судорога свела.
Постников полистал записную книжку, хотя помнил все цифры назубок.
— Ты привез деньги? Ну, которые задолжал?
— У меня с собой две тысячи, — Шубин шлепнул ладонью по папке, лежавшей на коленях.
— Всего две?
— Но я хотел на эти деньги… Я хотел попросить об отсрочке.
— Какая к черту отсрочка? — сыграл негодование Постный. — Моей бригаде нужны новые люди. Нужно оружие, чтобы защищать таких, ну, вроде тебя. А ты говоришь: отсрочка. По-твоему кровь моих пацанов — это клюквенный морс, которым ты торгуешь в своей харчевне? Кровь молодых парней, которую они за тебя проливают, не стоит жалких денег? А?
— Стоит, конечно, стоит, — дал задний ход Шубин. — Но у меня безвыходное положение. Поле того, как построили столовку в пяти верстах от «Ветерка», выручка упала. На эти две штуки я хотел выставить столики перед закусочной, натянуть цветной тент. И на воздухе готовить шашлыки. Тогда бы доходы увеличились и…
— У всех безвыходное положение, — не дал договорить Постный и снова стал листать записную книжку. — Значит, Гребень хотел увеличить твою аренду на пятьдесят процентов? Так? Очень хорошо. В смысле шиш ему. С этого дня будешь отстегивать мне на двадцать процентов больше с оговоренной суммы. Только двадцать, а не пятьдесят. Усек?
Дядя Миша повздыхал, понимая, что все разговоры бесполезны. Напрасно он только приехал. За своими деньгами Постный гонцов прислал бы. Шубин расстегнул папку, выложил на стол две штуки, завернутые в кусок газеты. Постников пересчитал деньги и напомнил, что на дяде Мише висят еще два штукаря. Если не вернет деньги к началу следующей недели, пойдут ежедневные штрафные проценты и проценты на проценты.
— Заманаешься отдавать, — мрачно пообещал Постный и, чтобы повеселить ребят в соседней комнате, добавил. — А я не смогу или не захочу сдерживать Гребня и его отморозков. Тогда пеняй на себя. Боюсь, что все может плохо кончиться. Будет очень больно.
Во время получасового обеденного перерыва Дашка протирала столы, а Рифат по своему обыкновению баловался гранатовым напитком. Он не снимал с бритой головы поварской колпак, чтобы не показывать всем подряд рваную рану, кое-как заштопанную хирургом. Дядя Миша вышел в зал, поманил племянницу рукой, когда Дашка подошла, взял ее под локоть и увел за собой в подсобку.
— Даша, я был сегодня у Постникова, — начал дядя Миша. — Просил его об отсрочке долга, но ничего не получилось.
— Я так и знала, — Дашка перекладывала из руки в руку мокрую тряпку. Смена кончилась, и она, как всегда, спешила отчалить и смотаться в город по своим делам. — Говорить с ним бесполезно. Только унижаться.
— Ну, я две штуки отдал, это почти все, что у меня было, — сказал дядя Миша. — Денег остались только на закупку мяса и овощей. И зарплату вам выдать. Одним словом, на кармане у меня гроши…
Дашка уже поняла, куда клонит дядя Миша. Он подозревает, просто носом чует, что у Дашки где-то заначены деньги. И это не какая-то мелочь, а довольно крупная сумма. Дядька мнется, как барышня на первом свидании, стесняется сказать прямо, что нужны деньги. Ему неловко просить у девчонки, но больше не у кого. Только напрасно он губы раскатал, Коля дал дядьке денег, чтобы отстроиться и начать бизнес. Дашка пашет тут каждый день за чисто символическую плату.
Да, деньги у нее есть, но отдать их Шубину все равно, что спустить в унитаз. Он вернет долг Постникову, который наверняка и организовал наезд на «Ветерок», дядьку и Рифата чуть на тот свет не отправили. А Постный снова станет тянуть деньги и не успокоится, пока не оберет Шубина до нитки. Шиш им под нос. И тому, и другому.
— Даша, я хотел что попросить, — дядька с трудом подбирал слова. — Может быть, ты сможешь у кого денег занять. В начале следующей недели надо рассчитаться за крышу. Кровь из носа. Мне и нужно-то всего две штуки.