Зайдя в квартиру, Марья Степановна по привычке окликнула кошку. Не услышав привычного мяуканья прислонилась к стене. Вспомнила о сыне и на глаза навернулись слезы.
Ночь прошла без сна. Она все не могла понять, почему кошка исчезла, а главное – как? Окна, двери были закрыты…
Под утро отчетливо услышав кошкино мяуканье, она подскочила на кровати, холодный пот пробил все тело. И тут же раздался звонок телефона.
– Мама, у нас беда! – голос сына буквально подкосил ее. – Пропал Санечка.
Сердце на секунду остановилось, а потом расширилось до размеров всего тела, кровь ударила в глаза.
– Как же это, – глухо выдавила она, плохо понимая, что говорил сын.
Опустив трубку она отупело просмотрела в стену несколько часов.
«Невестка в больнице, старший сын у друзей. Санечка – младшенький, ему всего 5 месяцев. Как же это…» – мысли кружили по кругу.
Медленно сползла с кровати, упала ничком. Долго она еще плакала и билась головой о пол. Вдруг ее поразила чудовищная мысль: а что если цепочка событий последних дней одна: а ее поступок с котятами и чей-то поступок с ее внуком – два разных ее конца…
Еле дождавшись утра, она пошла в церковь. Ей не нравились тамошние бабки – уж больно настырно с советами лезут. Да и батюшка ей не нравился – строгий такой, разговоры не поддерживает. Но сейчас она это пересилила в себе. Ей нужно было, чтобы тот, кто знает о Боге больше чем она, опроверг ее теорию.
Батюшка выслушал ее, покачал головой.
– Подвижники церкви указывают нам, что на человеке, лежит долг заботиться о всяком творении, и потому всякий вред, без нужды нанесенный животному противоречит закону благодати…
Марья Степановна хотела гарантий. Но батюшка говорил о вещах отдаленных и прямого ответа не давал.
– Что мне делать то, – заливаясь слезами, не выдержала Марья Степановна.
– С Богом так не получится. Вы ему – он вам: так не бывает. Если Вы хотите помощи Божией, Вам надо жизнь изменить.
Марья Степановна была готова на все. Услышав, что начать нужно с покаяния, она насупилась.
– А в чем кается то? Вон другие пьют, гуляют, аборты делают, убивают и ничего..
– Но ведь Вы пришли ради себя и своих детей? И ведь именно этот поступок Вас угнетает?
– Хорошо, я во всем каюсь, делайте, что нужно в таких случаях, – торопливо потребовала она. – Так Вы отпустите мне грех то?
Батюшка вздохнул.
– Отпущу, кто я, чтобы Вам отказывать. Но хочу, чтобы Вы поняли. Не имеет это силы, если в своем сердце вы остаетесь уверенны, что ничего плохого в этом поступке нет. Грех слезами раскаяния омывается. Пока Вы не оплакиваете свои поступки всем сердцем, не получиться исповеди…
– Да у меня внук пропал, а вы мне тут о кошках плакать предлагаете! – разозлившись, Марья Степановна развернулась и вылетела из церкви, ругаясь на ходу. – Плакать ему подавай…
Весь путь домой неслась на крыльях злобы.
Информбюро в полном сборе сидело на лавочке.
– Степановна, ну что лохмандейка твоя появилась? – весело крикнула соседка с 42-й, картавя набитым семечками ртом.
Марья Степановна мгновенно вкопалась ступнями в асфальт, всем телом развернулась и как будто впервые посмотрела на свору злоязычниц.
– Да отцепитесь вы! – прокричала с чувством и побежала дальше.
Бывшие соратницы выкатили глаза и как по команде открыли рты, из которых выпали нерасщелканные семечки.
Дни тянулись тоскливо и медленно. Сын звонил дважды в день. Полиция отвергала одну версию за другой. И с каждым звонком сын сообщал подробности.
Вторник – требования о выкупе не поступало, значит не похищение с целью выкупа. Среда – в стране нет ни одного ребеночка его возраста в очереди на трансплантацию – значит не похищение с целью использования органов.
Четверг – версии о похищении с целью усыновления либо мести отпадали тоже, в силу несхожести с моделями поведения в таких случаях.
Каждый звонок вызывал в Марье Степановне дикий страх и невероятную надежду. В каждый разговор с сыном она намеревалась рассказать ему о кошке, о сне и о связи этих событий. Но боялась, что сын сочтет ее психику слишком слабой и перестанет посвящать ее во все события. Физик, материалист и воинствующий атеист сын бы конечно высмеял ее. Но она точно знала, она чувствовала связь этих событий каждым нейроном своего мозга.