«Шестнадцать игроков и судья получили повреждения вчера во время десятиминутной потасовки в Вуденбонге, в которой участвовало пятьдесят человек. Один отправлен в больницу. Драка началась после того, как судья прекратил матч между туземной командой Вуденбонга и командой Маллангани, которая состояла только из белых».
Хотя газетный отчет основан на интервью с руководителем команды белых, чувствуется, что «цветные» не одни были повинны в скандале. Еще больше настораживает то обстоятельство, что команду Вуденбонга затем дисквалифицировали без какой-либо попытки провести объективное расследование.
Но даже в этом уникальном случае речь шла не о сознательном, организованном протесте. Да и откуда ждать протеста в Новом Южном Уэльсе, где аборигены и вообще «цветные» до такой степени угнетены, расколоты и пассивны[7].
Чем объяснить, что дружелюбные и гостеприимные австралийцы так бессердечно обращаются с коренным населением? Нельзя же все сваливать на «недомыслие и злонравие» отдельных лиц (как это иногда наивно делают)! Попробуем взглянуть на дело глазами самих же белых австралийцев.
Если спросить их, чем им не нравятся аборигены, смысл ответов сводится к тому, что те сами виноваты: они-де аморальны, ленивы, недобросовестны, нечистоплотны… Если подходить с нашими мерками (вернее, с нашими идеалами), можно даже обосновать это обвинение. Но тогда выходит, что достаточно «цветным» исправиться во всех перечисленных отношениях, как белые тотчас их признают.
Порочность этой подкупающе простой и удобной теории заключается в том, что недостатки «цветных» — следствие всех несправедливостей и предрассудков, а не причина.
Начнем с аморальности — под ней подразумевают проституцию и случайные связи. Она чаще всего вызвана тем, что семьи подолгу оказываются разрозненными, так как кормилец вынужден куда-то ехать на заработки. «Лень» и «недобросовестность» — естественные следствия того, что аборигены не могут рассчитывать на постоянные, хорошо оплачиваемые должности и продвижение по службе. Нечистоплотность не искоренишь, покуда люди не получат надлежащего жилья и детям не будут прививать нужные навыки в школах. Трудно бороться за чистоту без воды, а во внутренних областях страны, куда оттеснили аборигенов, с водой туго. Нет слов, многих несправедливостей удалось бы избежать, если бы коренные жители славились чистотой, трудолюбием, безупречным поведением. Но ведь сами же белые обрекли их на жалкое существование, так почему не проявить теперь добрую инициативу, не помочь аборигенам стать на верный путь?
Просто удивляешься, насколько распространено среди австралийцев убеждение, будто нет никакого смысла помогать коренным жителям. Дескать, они просто не поддаются перевоспитанию, в этом корень зла. Это более или менее осознанное стремление белых уйти от ответственности основано, разумеется, на старом, сто раз опровергнутом и сто раз возрожденном представлении, будто некоторые расы наделены менее развитым интеллектом. (При этом сторонников расистской теории нисколько не смущает вопрос: почему аборигены не стали умнее после длительного смешения с белыми?..)
Очень часто можно слышать, что аборигены будто бы в своем умственном развитии стоят на уровне одиннадцати-двенадцатилетнего ребенка. В подтверждение приводят почти единогласные свидетельства учителей, преподающих в смешанных классах. Учителя утверждают, что дети аборигенов нередко идут в числе лучших в первые годы обучения, но затем начинают заметно отставать от белых.
Нет никакого основания сомневаться в достоверности наблюдений опытных, заслуживающих доверия преподавателей; казалось бы, и впрямь получается, что от природы аборигены одарены хуже нас.
Но существует другое, гораздо более простое объяснение этого загадочного отставания, и я ни на минуту не сомневаюсь, что именно оно является правильным. До одиннадцати-двенадцати лет дети аборигенов резвятся и играют без забот, почти не задумываясь о несправедливостях. Позднее они начинают понимать, что принадлежат к дискриминированной группе общества. Они видят, что с их родителями обращаются иначе, чем с белыми мужчинами и женщинами, на каждом шагу слышат, что «цветному» нечего рассчитывать на такое же положение и заработок, как белому, и сами убеждаются в том, что их родители и родственники получают только черную или сезонную работу. Ясно, их самих ждет такое будущее. Чего же ради учиться, стараться быть лучшими в классе? Постепенно интерес к учебе падает. Примечательно, что одновременно в корне изменяется и характер: раньше веселые, доверчивые, жизнерадостные, дети становятся вялыми, замкнутыми.
7
Трудно целиком согласиться с Б. Даниельссоном, когда он так настоятельно подчеркивает пассивность и безответность аборигенов при их столкновениях с несправедливостью и жестокостью капиталистического общества. Чувство подавленности и безысходности, безусловно, захватывает значительную часть аборигенов. Но надежда и стремление к борьбе в их среде также непреходящи. После второй мировой войны стихийный протест аборигенов против дискриминации и социальной несправедливости все чаще и чаще принимает формы организованной борьбы аборигенов за свои права, за лучшие условия жизни и труда. В 1946 и 1951 гг. в Порт-Хедленде и Дарвине рабочие-аборигены впервые в истории рабочего движения Австралии забастовали, требуя улучшения условий труда и повышения заработной платы.
Канули в прошлое дни, когда общественное мнение ничего, или почти ничего, не знало о судьбе коренного населения Австралии. Ныне борьба аборигенов за свои права поддерживается всеми прогрессивными силами страны, прежде всего рабочим классом. Борьба аборигенов за освобождение сливается тем самым с классовой борьбой австралийских трудящихся.