Если требуются еще доказательства, подтверждающие верность нашего суждения, прочтите красноречивую выдержку из отчета, посвященного выбору профессии детьми белых и детьми аборигенов и метисов.
«Почти все белые дети не сомневались, что смогут добиться тех мест, о которых мечтают. Большинство цветных считали, что их мечты не сбудутся. Лишь немногие белые дети опасались, что получат неинтересную, неквалифицированную работу. Цветные дети чаще всего полагали, что им не достанется желанная работа».
Разумеется, есть в Австралии люди, отдающие себе ясный отчет в неприглядности положения аборигенов и пытающиеся хотя бы отчасти его улучшить. Один клуб организовал недавно в провинциальном городе соревнование матерей — у кого самый красивый и здоровый малыш. К всеобщему удивлению, в этом соревновании, имевшем большой успех, наряду с аборигенами приняли участие и белые. Религиозные организации проводят сбор одежды, устраивают для аборигенов рождество. Некоторые спортивные клубы принимают в свои члены коренных жителей. Известны случаи, когда белые родители охотно усыновляют «цветных» детей. В 1956 году Управление по делам аборигенов впервые смогло обеспечить «цветную» семью приличной квартирой в Сиднее.
Но эти единичные усилия слишком скромны, чтобы существенно изменить положение. И, к сожалению, нет никаких оснований ожидать, что будут приняты серьезные меры. Нужен смелый, бесстрашный трибун, который пробудил бы белое население, заставил бы его действовать. Однако трибуна нет, нет и ярких протестующих романов, подобных тем, которые заставили обратить внимание на судьбы «цветных» в Южной Африке и Америке. Вот почему белые австралийцы до сих пор преспокойно отбрасывали в сторону проблему аборигенов, ничуть не опасаясь, что она вернется, как бумеранг, и поразит их самих[8].
Австралоиды и австралийцы
едалеко от того места, где я встретился с обитателями резервации Лаперуза — метателем бумеранга Джо и его товарищами по несчастью, — ста восьмьюдесятью пятью годами раньше произошла первая в Новом Южном Уэльсе встреча европейцев с аборигенами. Ведь именно на южном берегу Ботани, круглого, мелководного залива, в десяти километрах к югу от Сиднея, Кук в 1770 году ступил на землю Австралии.
Иногда пишут, что капитан Кук открыл Австралию. Это неверно: еще в семнадцатом веке к западным берегам материка подходило не менее десятка голландских и английских капитанов. Но западная часть континента самая скудная и негостеприимная, поэтому ни одна из великих держав не стремилась утвердиться здесь. И никто не спешил посетить восточное побережье, пока капитан Кук, возвращаясь с Таити, не открыл его и не нанес на карту область от нынешнего штата Виктория на юге до самого северного мыса Квинсленда. Он был немало удивлен, обнаружив, что восток в отличие от запада богат плодородными землями, лесами и реками, берущими начало на склонах протянувшегося параллельно берегу хребта.
В короткой истории Австралии это событие, понятно, занимает видное место. Но и для нас, северян, оно не лишено интереса: одним из спутников Кука был ученик Линнея, швед Даниель Соландер, веселый, добродушный толстячок, который любил пестрые жилеты и шумную компанию. Кстати, Кук назвал залив «Ботани» потому, что Соландер и его начальник, состоятельный английский ботаник-любитель сэр Джозеф Бенкс, нашли на здешних берегах множество новых, удивительных растений.
Через два-три дня после посещения резервации Лаперуза мы снова приехали к заливу Ботани, чтобы на пароме переправиться в парк Кернелл, разбитый на тоал самом месте, где высаживался капитан Кук. Но паром не появлялся — то ли был поломан, то ли команда бастовала заодно с докерами. Пришлось объезжать залив, а это было два часа пути, притом куда более утомительного, чем мы ожидали. Сперва — задымленные фабричные кварталы, затем — длинный-предлинный дачный поселок, дальше — забитая машинами дорога вдоль пляжа и через мангровое болото, из которого торчали тысячи жердей — признак устричной плантации. И, наконец, мы забуксовали в песке, в окружении серебристых нефтяных цистерн. Едва не сдались, но все-таки нам удалось пробиться сквозь песок к парку Кернелл. Здесь воздвигнут обелиск в честь Кука; есть памятник и Соландеру, но, разумеется, поскромнее, он сделан из шведского гранита на средства шведов, переселившихся в Австралию. Весь мыс севернее Кернелла, названный именем Соландера, превращен в заповедник.
8
Б. Даниельссон правильно понял причины «лени и недобросовестности», «нечистоплотности» и прочих «пороков», которые, по мнению расистов, якобы внутренне присущи аборигенам. Суть дела, конечно, в социальном и экономическом бесправии коренного населения Австралии. Однако, несмотря на всю тяжесть положения аборигенов, нужно сказать, что пессимизм Б. Даниельссона вряд ли оправдан. Борьба за равноправие аборигенов в австралийском обществе ширится изо дня в день (см. прим. 7). Уже появились в Австралии и «бесстрашные трибуны», на отсутствие которых сетует автор. Один из таких трибунов золотоискатель Дональд Маклеод, о котором подробно рассказал сам Б. Даниельссон в главе «Бунт и реформа».
Неправ Даниельссон и тогда, когда он говорит об отсутствии в австралийской литературе «ярких протестующих романов», которые бы могли обратить внимание широких кругов на положение аборигенов. Такие романы есть. Достаточно упомянуть трилогию замечательной австралийской писательницы-коммунистки Катарины С. Причард («Девяностые годы», «Золотые мили», «Крылатые семена»), где выведены три поколения аборигенов, женщин одной семьи. Проблема молодежи из коренного и смешанного населения стоит в центре романа Ксавье Херберта «Каприкорния». К судьбам аборигенов в австралийском обществе не раз обращались и другие писатели Австралии.