Поскольку вся эта новая колония представляла собой огромную тюрьму, а бежать было некуда, не стали даже делать ограды. Военная охрана в случае нужды всегда могла защитить заключенных от аборигенов. О необходимости защищать аборигенов от заключенных никто, разумеется, не подумал. В итоге болезни и пороки очень быстро распространились среди обитавших в этой области племен.
Колония росла, тесня коренных жителей. Иногда они пытались отбиваться или мстить, но разве могло их примитивное оружие сравниться с ружьями, штыками и ножами захватчиков! Особенно позорными были 1792–1795 годы, когда заправлявшие в Сиднее офицеры монополизировали торговлю и с большой выгодой для себя продавали спиртное не только солдатам, но и заключенным.
Долго ром был единственным платежным средством; нетрудно представить себе, как это отразилось на дисциплине и морали. Нападения на аборигенов стали обычным явлением, и больше всего доставалось женщинам. Силой, угрозами или обманом их уводили от мужа и детей солдаты и заключенные, которые не могли дождаться, когда прибудет очередная партия «добродетельных девиц» (для первых) и «покаявшихся блудниц» (для вторых), изредка направляемых английским правительством в Австралию, чтобы восполнить катастрофическую нехватку женщин. Порой мужчины-аборигены тоже более или менее добровольно приходили в колонию. Новая, непривычная обстановка совершенно сбивала их с толку, и они превращались в отупевший рабочий скот, если не погибали от руки белых или от болезни. Власти колонии — офицеры и коммерсанты, — которые и с преступниками-англичанами обращались, как с отщепенцами, разумеется, проявляли еще большую жестокость по отношению к аборигенам.
В 1818 году в Сиднее с военно-морским отрядом побывал один французский художник; его записки дают хорошее представление о порядках той поры. Так, во время праздника в честь французских гостей местные власти потехи ради заставили драться между собой аборигенов, которых перед этим подпоили. Два человека были убиты, «их тела унесли, и не успел еще утихнуть ликующий смех, как подали чай».
Заключенных, которые по прибытии в Сидней совершали те или иные проступки, ссылали в еще более глухие и пустынные места. Так появились новые колонии — на Тасмании и в нынешнем Квинсленде. Всюду местных жителей оттесняли в глубь страны, снова и снова они познавали насилие, болезни, страдания. Привлеченные слухами о превосходных пастбищах для скота во внутренних областях страны, в Новый Южный Уэльс стали прибывать и свободные переселенцы. Спеша сделать колонию экономически самостоятельной, губернатор охотно по дешевке продавал им землю; многие заключенные, отбыв свой срок, в награду за примерное поведение получали в дар обширные земельные площади. Наиболее предприимчивые субъекты обходились без дарственных и купчих, они просто шли со своими стадами на запад и по своему усмотрению занимали землю.
Никому не было дела до того, что страна издревле населена различными племенами, которые не смогут существовать, если исчезнет дичь и будут отняты немногочисленные колодцы и источники…
Многие аборигены поначалу только обрадовались новой «дичи» — овцам и коровам; ведь коренные жители ничего не знали ни о животноводстве, ни о частной собственности. К своему удивлению и возмущению, они скоро обнаружили, что поселенцы смотрят на дело иначе. Начались «карательные экспедиции»: выбрав погожий день, все белые мужчины района собирались и устраивали облаву на аборигенов, пойманных убивали. (Такая охота происходила в Австралии вплоть до тридцатых годов нашего столетия!) Постепенно белые перешли к систематическому истреблению коренных жителей. Выследить и застрелить всех было трудно, и колонизаторы прибегали к более эффективному и безопасному способу: они подбрасывали аборигенам отравленную пищу, словно крысам.
