Я угостил своих жизнерадостных преподавателей пивом, но это был явно необдуманный поступок, потому что каждый счел себя обязанным ответить тем же! Уже после семи или восьми стаканов (стаканы были большие) у меня закружилась голова (пиво было крепкое), и я начал опасаться за исход. Меня ожидало чудесное спасение: после еще двух стаканов вдруг раздался повелительный крик хозяина. Половина седьмого, закрываем! Меньше чем через пять минут пивная опустела.
— Рано вы закрываете, — облегченно заметил я.
— Это всего лишь перерыв, — весело объявил Рой. — Чтобы молодожены и те, у кого строгая жена, вспомнили о доме. Через час опять откроют.
Я уже хотел проститься с Роем, но тут он наконец заговорил о теме, ради которой я его, собственно, разыскал. Тогда я передумал и предложил зайти в какой-нибудь ресторанчик или кафе, чтобы спокойно побеседовать. Рой решительно отверг мое предложение; он горячо советовал зайти в другую, очень уютную пивную, она мне непременно понравится. К тому же там мы, наверное, застанем его друзей, которые знают все об аборигенах. Я нерешительно поблагодарил и пошел с Роем. «Другая, очень уютная пивная» (она находилась в противоположном конце города), на мой взгляд, ничем не обличалась от первой. Впрочем, одну разницу я нашел: на стойке высилась колонка монет достоинством в одно пенни. Их очень аккуратно клали друг на друга, и колонка дотянулась почти до потолка.
— На благотворительные цели, — объяснил Рой, видя мое удивление. — Колонка стоит двадцать шесть фунтов. Когда дотянется до потолка, состоится аукцион.
— Аукцион? Кто заплатит за эти монеты больше того, что они стоят?
— Аукцион не из-за монет, а за право сшибить колонку. В прошлый раз до тридцати пяти фунтов цена дошла. Здорово придумано, правда? Хорошо бы сегодня дотянулась.
Рассказывая, Рой успел осушить стакан пива и представить меня — a Swedish bloke[14] — нескольким десяткам посетителей. Последовало неизбежное взаимное угощение. Друзья Роя, знатоки проблемы аборигенов, явно отсутствовали — здесь говорили только о лотереях, сколько тот или иной выиграл или почти выиграл.
— Купим на пару билет тасманийской государственной лотереи? — вдруг спросил меня один из моих новых приятелей по имени Фред.
— А сколько можно выиграть?
— Самый большой выигрыш — пятьсот тысяч фунтов, есть выигрыши поменьше, по пятидесяти тысяч.
Пятьсот тысяч фунтов! Это же шесть миллионов шведских крон. Нет, я ослышался. Спросил снова. Пятьсот тысяч, совершенно точно. И никаких налогов. Правда, лотерейный билет стоил сто фунтов (тысячу двести крон). Даже десятая часть полного билета для меня дорого, к тому же выигрыш составит каких-нибудь шестьсот тысяч крон… И я отклонил предложение. Фред почему-то твердо вознамерился выступить в роли моей фортуны и вытащил с десяток других, более дешевых лотерейных билетов. Пока я выбирал, в одном углу пивной поднялся страшный шум.
— Скорей, — поторопил меня Фред, — будем участвовать в тираже.
Странно — уже тираж, и прямо в пивной!.. Но я скоро выяснил, что речь идет о совсем другой лотерее, организованной только что. Главным выигрышем был почему-то живой гусь, который сидел в машине организатора лотереи.
Приобретя билет и возвратившись к стойке, я увидел, что Рой включился в бурную дискуссию об Ага-Хане. Я с ходу присоединился, рассказал об удивительных последствиях столкновения восточной и западной культур, провел сравнение с условиями в Австралии, назвал несколько актуальных примеров, но когда я наконец остановился, выяснилось, что они говорили о лошади по Имени Ага-Хан и ничуть не интересовались коренным населением. Тогда я опять присоединился к лотерейщикам. С большим трудом мне удалось заставить их поделиться своими взглядами на аборигенов. Они единодушно утверждали, что аборигены — безнадежный народ, совершенно не могут приспособиться к новой жизни.
Время текло так же быстро, как пиво, я уже давно потерял счет выпитым стаканам. Шум, гам, жара оглушили меня, ноги подкашивались. Я бы упал на пол, но мы стояли вплотную, подпирая друг друга. Я искренне восхищался поразительной жаждой и выдержкой моих новых друзей. Если верить им, они ежедневно по нескольку часов пили пиво с таким прилежанием.