Мы уже приготовились сами грузить машину и фургон, но откуда-то появились пять-шесть рабочих, которые вызвались помочь. Я неосмотрительно согласился. Машину погрузили без труда; с фургоном дело обстояло сложнее — для него осталось места в обрез, никак не развернешь. Рабочие не растерялись. Повернув фургон боком к вагону, они стали его раскачивать и подталкивать. Десять толчков, и фургон очутился на месте. При этом полетели обе рессоры, но грузчики заверили меня, что совсем без поломок никогда не обходится, это все пустяки.
В составе было два десятка товарных вагонов и два пассажирских. Мы заняли места на поломанных скамейках. Как только поезд тронулся, мы пожалели, что отказались от афганского экспресса…
Дорога делала большую петлю, огибая горный хребет, поэтому до Клонкарри было не сто тридцать, а двести километров. Когда мы выезжали из Маунт-Айсы в пять часов вечера, машинист сказал, что в Клонкарри будем, наверно, около полуночи. В половине третьего мы и в самом деле добрались до цели. Спать легли в фургоне, а когда проснулись в девять утра, то на станции не было ни души, если не считать десятка коз, которые щипали траву между путями. Нам удалось найти автомастерскую, и механики помогли нам сгрузить наше имущество и починить рессоры. Радуясь тому, что самое страшное позади, мы уже через несколько часов продолжили путешествие своим ходом.
Сразу за Клонкарри начиналось поле, изборожденное глубокими следами автомашин. Увидев фермера на побитом «лендровере», мы спросили его, где тут Грейт-Вестерн-хайвей. Он без тени улыбки указал на среднюю колею. Двинулись по ней, но это было не так-то просто, потому что колею проложили грузовики, когда почва была размыта дождями. Мы поминутно задевали грунт и останавливались. Потеряли глушитель, выхлопную трубу и другие детали, названия которых я не знаю, но мотор продолжал прилежно рокотать, а это главное. Попадались и каменистые участки, иногда приходилось даже откатывать с дороги булыжник, чтобы проехать.
Разумеется, нам на каждом шагу встречалось типично австралийское явление природы — крик. У австралийцев криком называется русло реки, достигающее десяти метров в глубину и тридцати — сорока в ширину. В зависимости от времени года, крик заполнен либо водой, либо песком.
Первые крики на нашем пути были совсем сухие; тяжело нагруженные машина и фургон все время зарывались в песок. Выходи, клади доски под колеса и толкай… Крики попадались нам через каждые три-четыре километра, и несколько дней мы ехали со скоростью двадцать километров в час. На крутом подъеме сожгли сцепление; понятно, это только сократило нашу скорость. Все без исключения встречные машины были либо «лендроверы» либо малолитражки типа «моррис», «фольксваген», «рено». Я долго не мог понять, как люди отваживаются ехать здесь на таких маленьких машинах. И, только увидев, как двое сильных мужчин переносят свой «моррис» через крик на руках, понял, в чем дело.
Однако пересохшие русла были ничто по сравнению с заполненными водой, а их становилось все больше и больше. Иногда воды было всего на десять сантиметров, но попадались глубокие речушки, где нам приходилось на поезде на самолете укутывать мотор мешками, чтобы перебраться на другой берег. Многие речки служили водопоем для тысяч коров, которых гнали из Северной Территории на побережье. Коровы с таким усердием пили воду, что нам приходилось ждать по нескольку часов, пока они утолят жажду.
Дождь, заполнивший русла водой, превратил грунт в глинистую размазню. Местами мы вообще не видели никаких следов Грейт-Вестерн-хайвей. Это нас не особенно огорчало, хуже было смотреть, как пастухи на своих фургонах обгоняют машину.
С промежутками в несколько сот километров попадались поселения, которые в Австралии называют городами. Хоть было где заправиться бензином. Разумеется, владельцы бензоколонок ничего не знали о состоянии дороги за пределами их родного поселка. Но один человек, только что приехавший из Брисбена, посоветовал нам подождать, пока дорога высохнет. Ждать надо было месяца два, и мы решили, что его совет нам не годится.